*
Несмотря на нынешние трудности, проповедь в Австралии продолжается. Баларама дас, президент храма в Мельбурне, прислал письмо с рекомендациями на инициацию для двух молодых людей и одной девушки на первую инициацию, и одного молодого человека — на вторую. Так как в настоящее время там нет Джи-би-си, Прабхупада сам начитал для них четки, и их выслали по почте.
*
Сегодня исполняется ровно год с тех пор, как я присоединился к личному окружению Прабхупады. И именно сегодня я совершил самую ужасную оплошность. Утром Прабхупада, как обычно, поднялся наверх, чтобы отдохнуть после завтрака под солнечными лучами. Я проводил его через верхнюю ком- нату на крышу, в самый дальний угол, где он с комфортом остался отдыхать на матрасе. Раньше, когда мы были во Вриндаване, я всегда оставался с ним на крыше и был готов подойти сразу же, как только он позовет меня. Этим летом преданные сделали новую систему звонка, чтобы Прабхупада мог вызывать слуг, находясь на крыше. Нажав на звонок, прикрепленный к его столу в комнате на крыше, он мог вызвать слугу, где бы тот ни находился, потому что звонок был слышен и наверху, и внизу. Я подумал, что не было смысла находиться наверху, пока Прабхупада спит, и спустился вниз. Если Прабхупада захочет позвать меня, он просто позвонит в звонок, и я сразу услышу. Я вышел из задней двери комнаты, спустился по лестнице и попал на веранду на выходе, где и остался поболтать с Уграшравой и Читтахари. Спустя какое-то время мне пришла мысль, что Прабхупада сегодня отдыхает дольше, чем обычно. Я ждал, когда он позвонит, но он не звонил. Я взглянул на часы и подумал, что, может быть, нужно подняться и посмотреть, все ли в порядке наверху, однако я так был поглощен пра- джалпой, что проигнорировал свою интуицию. Я уже начал нервничать, как раз в этот момент Махаратхи дас, преданный из Германии, гостивший здесь, внезапно выбежал из-за угла гостиницы и стал звать меня: «Хари Шаури! Хари Шаури! Прабхупада не может выйти из комнаты наверху!»
Меня охватил шок, и я тут же понял, что произошло. Я промчался по этажу, пробежал по задней лестнице, вне себя от страха и волнения. Зайдя в комнату через переднюю веранду, я увидел Шрилу Прабхупаду, который смотрел через дверь и, полный негодования, ждал, пока я открою. Я стал отвратителен сам себе, поняв, что я наделал. С самых первых дней моего служения Шриле Прабхупаде я всегда закрывал дверь, выключал свет и вентиляторы и только потом выходил из комнаты. И сейчас, уходя и оставляя его отдыхать на дальней части крыши, я вышел, пройдя через комнату, закрыв за собой стеклянную дверь. Но дверь автоматически защелкнулась. Прабхупада не звонил в звонок на своем столе, потому что не мог зайти в комнату, У меня не было времени делать поклон, я стремительно открыл дверь и освободил Прабхупаду из заточения. Как только я сделал это, Прабхупада посмотрел на меня и, покачав головой, просто произнес: «Ты негодяй! Я жду тебя уже целый час!» Я распахнул дверь, он прошел мимо, не сказав больше ни слова,
Я был убит. Гнев Прабхупады был выше всяких слов. Ему и не нужно было больше ничего говорить, потому что оскорбление, которое я совершил, было таким очевидным и глупым. Он проснулся и, так как не мог выйти из комнаты, должен был ждать на крыше целый час, пока его не заметил из окон своей комнаты в гостинице Махаратхи, Привлекши его внимание, Прабхупада прокричал ему: «Найди Хари Шаури. Он меня запер!»
Спустившись вниз, Прабхупада сел за свой стол. Спокойный, но серьезный, он был крайне возмущен и сказал мне: «Твой мозг отупел от чрезмерной еды и сна». Я чувствовал себя ужасно. Я ничего не мог сказать в оправдание. Я просто стал извиняться. Прабхупада кивнул и больше не сказал ни слова. Было уже 11:30 и он удалился на задний дворик для массажа. Больше про это он не вспоминал. Прабхупада переоделся в гамчу и сел на соломенный коврик под солнечными лучами. Расслабленный и умиротворенный, с закрытыми глазами, греясь на зимнем солнце, он позволил мне мять и растирать его голову и тело, с сандаловым и горчичным маслами. Я делал массаж, но на душе моей лежал огромный камень, надо мной висела словно тяжелая туча, я не чувствовал никакой связи со своим гуру.
Когда Прабхупада закончил обедать, я все еще ощущал тяжесть своего оскорбления, несмотря на то что извинился, и что он больше об этом не упоминал. Я понял, что необходимо сделать. Я последовал за ним на крышу, где он сидел в своем кресле-качалке, расслабившись после обеда, с четками в руке и повторял святые имена. Я распростерся в поклоне на полу в полный рост и, поднявшись, стал извиняться, на этот раз со всей искренностью, честностью и раскаянием, на которые только был способен, и пообещал, что такого больше никогда не повторится. Прабхупада улыбнулся, и от этой улыбки то гнетущее бремя, которое висело надо мной, внезапно исчезло. Он принял мое искреннее раскаяние, и я тут же почувствовал, что тяжесть моего оскорбления ушла. В моем уме снова наступила ясность, и исчез невидимый барьер между мной и Прабхупадой, созданный моим проступком. «Хорошо, — сказал он добродушно, — но в будущем ты должен быть очень внимательным. Иначе это создаст для меня неудобства».
Свой гнев Прабхупада проявляет по-разному, в зависимости от тяжести оскорблений. Если это незначительная ошибка, то он может сказать что-нибудь серьезно или саркастично, а иногда даже повысить голос. В каком-то смысле это может быть частью его обязанностей. Как он сказал нам однажды, ругать учеников — обязанность гуру. В случае, если он хочет пробиться через толстую стену ложного эго и невежества, он может проявить другую стадию гнева: сидя, вытянувшись в струнку, с румянцем гнева на лице, с дрожащей верхней губой. Серьезный и бескомпромиссный, он может кричать высоким голосом и не станет принимать никаких аргументов в оправдание. Это устрашающий опыт, и такое, безусловно, действует как немедленное очищение. Процесс этот очевиден и откровенен, и в этом заслуга Шрилы Прабхупады: нам становится ясно, чего он хочет от нас и что нам следует делать. Я был свидетелем того, как Прабхупада ругал Тамал Кришну Госвами, когда в марте велел ему ехать в Китай.
И, наконец, есть бессловесные оскорбления, одни из самых худших, как результат нашей глупости или своенравия — в таких случаях от негодования он не говорит ни слова. Он никогда не кричит, чтобы уничтожить состояние оцепенения, встряхнуть нас от состояния ступора, не оказывает давления, не настаивает и не показывает недовольства, чтобы разрушить наше ложное эго. Ты остаешься вариться один на один со своей собственной глупостью. Это я видел, когда Пуш- та Кришна Свами разбил «мерседес» Прабхупады по дороге в Дели в апреле. Для того чтобы вернуть себе расположение гуру, необходимо глубоко внутри себя найти смирение и оставить какое бы то ни было чувство самооправдания.
Я уже испытал на себе благо от первых двух видов его гнева, а сейчас подвергся и третьему. Я надеюсь никогда не совершать такую ошибку снова. Мой урок по смирению закончен. Прабхупада и я посидели несколько минут, он в своем кресле, я — у его стоп. В это время дня, в 14:00, храм закрыт. Но до нас доносились звуки речи на хинди со стороны главного входа в храм. Ворота были закрыты, и Прабхупада послал меня посмотреть, что там происходит. Пытаясь рассмотреть происходящее с крыши, я увидел двоих мужчин, в одном из которых узнал дворника, нанятого для гостевого дома, другой был с велосипедом, на багажнике которого была закреплена корзина, наполненная овощными очистками. Они собирались выйти за ворота. Я сказал об этом Прабхупаде, он тут же вышел на крышу и велел парню на велосипеде зайти обратно. Он был крайне расстроен и послал меня за Гопал Кришной и управляющим гостевым домом. Когда они зашли, Прабхупада потребовал у них объяснений, что делали здесь эти люди, и кто они. После некоторых расспросов Гопал объяснил, что они приходились друг другу братьями. Тот, кто работал у нас, собрал на кухне обрезки овощей и отдал их брату для его коровы. Но никто не давал разрешения на это, и потому Прабхупада был расстроен. Он строго спросил, почему обрезки овощей не отдали нашим коровам, и велел вернуть их на кухню. Они были украдены. Он выгнал работника гостевого дома и сердито отругал и Гопала, и управляющего. «Почему я всегда первым вижу то, что нужно исправить? — спросил он. — «Управление храмом в ужасном состоянии». Он не желал слушать никаких оправданий и в будущем велел им быть более