Я захожу в гостиную мамы, но она пуста, поэтому я прохожу в спальню, где нахожу ее полуодетой и растрепанной. Макияж на ее лице размазан, глаза закрыты.
— Мама, ты в порядке? — я бросаюсь к ней с ее стороны кровати, схватив за руку, проверяю пульс.
Она стонет при моем прикосновении.
— Холодно, — бормочет она.
— Мама, ты можешь открыть глаза?
Она открывает, но я не вижу сразу в них четкости, ее взгляд расфокусирован.
— Ты принимала что-нибудь еще, мама?
— Ни-ничего.
— Мама, что ты ещё принимала?
— Ничего, — она бормочет. — Просто мой инсулин.
И я понимаю, что уровень сахара у нее в крови опасно низок. Я выбегаю из комнаты на кухню, чтобы налить немного апельсинового сока. Когда возвращаюсь, с моей помощью мама его выпивает. В течение нескольких минут к ее щекам возвращается цвет.
Прием инсулина может убить мою маму, потому что уровень сахара у нее и так недостаточно высок, чтобы снижать его. Я хочу кричать, но сдерживаю себя. Вместо этого, я забираюсь на кровать и укачиваю ее.
Протянув руку, я глажу ее лицо, и она бормочет в ответ непонятные слова. Я не знаю, что происходит сегодня с моей мамой. Но вижу, что сегодня хуже, чем обычно. Как правило, большинство из болезней — просто плод ее воображения. Они находятся в ее голове и питают страх, который живет там. Но в этот раз она в действительности выглядит как психически больная. С ней все тяжелее справляться. В такие дни, как сегодня, для моей мамы нет никакого успокоения. В такие дни, как сегодня, не следует задавать вопросы или надеяться выяснить истину. В такие дни, как сегодня, я просто обязана лечить симптомы и молиться, чтобы это побыстрее прошло.
Она мирно лежит в моих руках, и, на мгновение, у меня в груди замирает сердце.
Все должно быть не так. Это она должна укачивать меня, успокаивая, а не наоборот. Это она должна проявлять материнскую заботу.
Чувствую усталость к тому времени, когда возвращаюсь в свою квартиру. В моем теле болит каждый мускул. Направляюсь в гостиную, располагаюсь на мягком белом диване, который примыкает к стене. Это была наша первая совместная покупка, когда мы стали жить вместе два года назад, и по сей день, он предоставляет собой убежище после моих визитов к маме. Откидываюсь назад и закрываю свои усталые глаза. Они горят от всех слез, пролитых за последнюю неделю. Как наждачная бумага, шлифующая древесину, они напоминают мне обо всех дефектах, которые мне нужно сгладить.
— Как все прошло у твоей мамы? — спрашивает Сидни, неторопливо перемещаясь по гостиной.
— Не очень хорошо, — я выдыхаю со стоном, запускаю руки в свои волосы и тяну назад.
— Что происходит?
— Она больна, — опускаю руки на колени.
Сидни знает, что это означает. Сегодня это головокружение, на прошлой неделе это была язва желудка, а неделю до того — тромб. Я с трудом глотаю, и знакомая тревога начинает свой путь в мою кровь.
— У нее реакция после приема инсулина. Он сделал ее слабой и вялой.
Нас окружает тишина, пока она анализирует все, что я ей говорю. Мой пустой желудок урчит. Сидни в недоумении смотрит на мое лицо.
— Инсулин? Препарат от сахарного диабета? С каких пор у нее сахарный диабет?
— Ты знаешь, как это бывает. Такой диагноз у нее уже несколько недель, но это не реально, это же очевидно. Как и все остальное, что происходит в ее голове.
Это печальная истина, но так было всегда, сколько я помню. Ни один врач не находил ничего плохого. Они только веселились над ее очередным ложным диагнозом. И это разбивало мое сердце, я хотела бы помочь ей, но не знаю, что делать. Самое страшное заключается в том, что каждый день после смерти Ричарда, я понимаю ее все больше и больше, поскольку мои собственные страхи пугают меня все сильнее.
— Как такое может быть?
— С необходимым количеством денег и жалобами врач диагностирует ей что угодно. Возможно, были жалобы на уровень сахара, для нее он показался слишком высоким, и врач выписал ей прием инсулина. После это препарата она чувствует себя «больной», и начинается ужасный замкнутый круг.
— Что ты будешь делать?
Я долго смотрю на подругу, морщу лоб и чувствую боль за то, какой я нашла сегодня свою маму.
— Думаю, все, что я могу сделать, это быть рядом и заботиться о ней.
Ее щеки дрогнули, и на лице отразилось беспокойство.
— Мне очень жаль.