Престон рискованно близко оказывается к обрыву, направляясь по дорожке. Когда моя нога соскальзывает, он поворачивается и тянет руку, чтобы помочь мне. Наши руки встречаются, он улыбается, глядя на меня. Это выше моих сил.
Боже, какой он красивый. Но сейчас я не могу думать об этом.
Если бы только мы были просто двумя посторонними людьми. Если бы только это было возможно. В скором времени он останется в памяти лишь ярким воспоминанием о прекрасном времени. Он станет главой в закрытой книге.
— Ты идешь?
Он смеется, и я понимаю, что была поймана на том, что разглядывала его.
— Хм, да. Мы можем зайти внутрь?
— Нет, к сожалению, он закрыт для посещений.
Мне кажется, что я в сказке, когда мы садимся за маленький столик для пикника и наблюдаем, как последние солнечные лучи танцуют в небе. Дрожь пробегает по моему телу, когда поднимается ветер. Престон притягивает меня к себе и проводит руками вверх и вниз по моей спине, чтобы согреть.
Мы молча сидим. Я понимаю, что не могу произнести ни единого слова, чтобы отразить душевные эмоции. Каким бы замечательным не был этот момент, каким бы прекрасным не было наше проведенное вместе время, оно имеет горько-сладкий привкус.
Когда мы возвращаемся обратно в коттедж, замечаю, что Престон организовал ужин при свечах. Крошечные огни мерцают на стенах, бутылка шампанского ждет на столе. Отпустив мою руку, он подходит и открывает бутылку, затем наливает напиток в два приготовленных бокала. Все его движения аккуратны и точны, не пролив ни капли, он протягивает мне бокал.
— Самые прекрасные выходные в моей жизни, — говорит он, и у меня на глаза наворачиваются слезы. — Не плачь.
Мой подбородок дрожит, и я заставляю себя улыбнуться.
— Не буду.
Престон проводит пальцем по моей щеке и вытирает влагу.
— Будет лучше, если мы поговорим об этом? — сощурив в беспокойстве глаза, он рассматривает меня, и я категорично качаю головой.
— Нет.
Наклоняю голову и смотрю в его голубые глаза. Они уже загипнотизировали меня в прошлом, а сейчас я снова открываю им свое сердце и позволяю погрузить меня в транс. В этот момент я представляю себе сказочную историю и окунаюсь в нее целиком.
Мы не врач и пациент. Мы просто двое влюбленных.
— Пожалуйста, давай просто насладимся этим вечером вместе.
Престон ставит свой бокал на стол и убирает мой. Заключает меня в объятия. Я вдыхаю его запах, чувствуя себя более чем комфортно в его объятиях. Легкий поцелуй в висок, он отстраняется и ведет меня к столу, а мне хочется плакать, но клянусь, я сделаю все, чтобы насладиться каждым мгновением этой нашей последней ночи вместе.
После ужина, Престон притягивает меня к себе. Наши губы сливаются. Этим поцелуем мы говорим друг другу все, что нельзя произнести вслух.
Этот поцелуй заставляет меня верить в мою ложь. Губы рассказывают свою сказочную историю, наши тела присоединяются, я принимаю эту игру. Я позволяю себе погрузиться в воображаемый мир, где мы могли быть, кем хотели.
Глава 33
Ева
Горько-сладкий привкус. Вот что это такое. Когда мы упаковываем наши вещи, в воздухе витает грусть. Она затягивает и поглощает нас. Она всеобъемлюща и ощутима. Она душит нас, путает, давит все сильнее.
Мое сердце разрывается на миллион кусочков, когда мы покидаем комнату. Перед тем как выйти я оборачиваюсь в последний раз, чтобы запомнить каждую секунду, что мы провели здесь вместе.
Если бы я могла нажать повтор, я бы сделала это, но не могу. Поэтому, подняв выше голову, я сажусь в машину Престона.
Мы едем молча. Никто из нас не говорит. Смотрю в окно, когда открывается вид на город. Я хочу спросить, есть ли у нас шанс, не сейчас, но, возможно, в будущем. Он заботится обо мне. Я знаю это. Это в каждом жесте, каждом взгляде, каждом прикосновении. Но симпатия или даже забота обо мне стоит ли того, чтобы рисковать своим будущим? На этот вопрос я не знаю ответа. Вопрос, на который я не готова услышать ответ. Нет, я не буду спрашивать. Я прикусываю губу и не хочу умолять его дать мне шанс.
— Ева, — говорит он, слегка поворачивая голову, чтобы видеть мои глаза. — Я купил тебе кое-что.
Он тянется к сумке на заднем сиденье и протягивает мне.
— Могу я открыть это сейчас?
— Нет, — говорит он, и этим все сказано.