Непрестанное перемещение, которое сопутствовало Слепяну всю до-отъездную жизнь, способствовало его личностному и эстетическому становлению. Разделять искусство и жизнь, относиться к искусству как к профессии казалось нелепостью. И что, как не абстрактный экспрессионизм, где произведение неотделимо от жеста художника, могло бы лучше соответствовать этому ощущению синтеза жизни, движения и творчества, непрестанного становления и обретения подлинности момента через художественный жест? Думается, что в Париж Слепян приезжает уже со сформированным ощущением того, что хочет делать как художник. И несмотря на то, что Даниэль Кордье, обещавший ему приют, встретил его неласково: «Он мне дал ключ от шамбр-де-бон... Вот, — говорит, — вы можете жить месяц, а потом чтобы я вас не видел и не слышал!»[15] — тем не менее в течение четырех лет Владимир Слепян продолжает развивать свои идеи, сочиняя тексты и находя сподвижников, как об этом свидетельствует исследование профессора университета в Жироне Марии-Жозеп Балсак.
Момент, когда Слепян прекращает заниматься живописью, оставляет искусство для того, чтобы обустроить свою жизнь — наверное, 1963 год. Примечательно, что к этому времени объединение, к которому логично было бы присоединиться Слепяну во Франции — новый реализм — уже распущено, а его основатель, Ив Кляйн, скончался. Совсем скоро в Париже заявит о себе группа BMPT (Buren, Mosset, Parmentier, Toroni), которая в борьбе с экспрессивностью и художественностью достигнет совсем нового рубежа в завоевании «нулевого» уровня субъективации произведения искусства — граничащего с полиграфической анонимностью. К закату движется «Флуксус», а Клемент Гринберг уже написал свой известный текст «После абстрактного экспрессионизма», где отказывает в актуальности спонтанному художественному жесту.
Владимир Слепян. Без названия. Холст, масло. 120*110 см. 1957–1958. Частное собрание.
Реакция Слепяна в отходе от практик абстрактного экспрессионизма была более чем современна, кроме того, повседневная жизнь в столичном городе диктовала свои законы, и Слепян возвращается к тому, чем он зарабатывал в первое время после эмиграции, он открывает переводческую контору. Период благосостояния продолжается примерно до конца 1970-х годов. Когда в 1976 году эмигрирует и оказывается в Париже Игорь Шелковский, Слепян, по его словам — на вершине финансового благополучия и на вопрос об успехе отвечает, что заставил свой мозг придумать, как можно получать деньги, не тратя на это своё время.
Он начинает литературное творчество, и его рассказ «Сукин сын», ставший известным благодаря анализу Ж. Делёза и Ф. Гваттари[16], думается отражает именно эту ситуацию «встраивания» в общество и подчинение себя социальным правилам, которые Слепян сам испытал, перейдя от свободного творчества к предпринимательству. Этому рассказу, по свидетельству его друга в те годы режиссёра Филиппа Брюне, предшествовало более крупное произведение, «Первая книга короля бриллианта», созданное в семи рукописных экземплярах, два из которых хранятся в США: в библиотеке Дартмундского колледжа и в библиотеке Мичиганского Университета[17].
Однако до знакомства с Филиппом Брюне и театром «Демодок», который он возглавлял, проходит полоса жизни, совершенно тёмной — помощник, ведущий все дела по конторе[18], бросает Слепяна, начиная собственный бизнес. Финансовое положение оказывается катастрофическим, невозможно заплатить налоги.
Вот тогда появляется псевдоним, Эрик Пид, то есть Э. Пид, образованное из имени Эдип, чья слепота созвучна фамилии Слепяна[19]. Эрик Пид скрывается[20] — приехавшая в 1981 году в Париж его сестра с трудом разыскивает его, он встречается только в кафе, подтверждает Шелковский, и бедствует. Валентин Воробьёв достаточно едко рассказывает, как Слепян продавал тетрадки с французскими стихами в кафе Le Saint-Germain за десять франков, спрашивая посетителей: «Qui veut de la poesie?»[21] Слепян практически не общается со сложившимся к этому времени кругом советских эмигрантов, за исключением Игоря Шелковского.
Тем не менее в первой половине 1980-х (до 1984 года) Слепян-Пид предпринимает поездку в Италию, в Турин, город, где провёл Ницше свои последние месяцы перед наступившим безумием — гуляя, разглядывая памятники, рассылая письма, в которых катастрофа сначала предсказывается философом, а затем и проявляется во всей своей разрушающей мощи. Где и как после своего путешествия в Турин Слепян-Пид познакомился с выдающимся французским режиссёром-документалистом Жаном Рушем, неизвестно. Но, как утверждает Филипп Брюне, именно рассказ Слепяна о поездке по следам Ницше вдохновил режиссёра на создание «Энигмы» — квази-документального фильма, где роль Слепяна, философа-последователя Ницше, исполняет Фило Брегстейн. Жан Руш с компанией молодых итальянских режиссёров снимает фильм в стилистике незавершенности, как подготовку некоего сценария, «открытую» работу, живущую собственной жизнью[22] — это согласуется с ранними «трансфинитными» манифестами Слепяна не только по идее, но и по коллективной форме всеобщего участия.
16
17
18
Помощник Миля Шволес, по всей вероятности, сын Рафаэля Хволеса (Шволеса во франц. транскрипции), литовского художника, с 1969 г. живущего в Париже.
19
Имя следовало читать справа налево, тогда
20
Слепян достаточно жёстко пресекает все попытки называть его настоящим именем; с одним из своих ближайших друзей того времени, профессором литературы Андре Бернольдом, рвёт отношения, поскольку тот предлагает написать биографию Слепяна-Пида, о чём тот вспоминает спустя тридцать лет.
22
Недооценённый в своё время, фильм исчез из обращения, но сегодня копия фильма восстановлена и оцифрована Национальным центром кинематографии во Франции.