Примечания к публикуемому тексту — авторские.
Владимир Слепян
Сукин сын
Обложка журнала Minuit: Revue périodique. N 7.1974
Настоящий текст был впервые опубликован в философско-литературном журнале Minuit: Revue périodique (N 7,1974) под названием Fils dechien. Именно этот текст вдохновил Жиля Делёза и Феликса Гваттари на написание десятой главы исследования «Капитализм и шизофрения. Тысяча плато» — «Становление-интенсивностью, становление-животным, становление-невоспринимаемым».
На русском языке публикуется впервые. Перевод с французского языка Марии Лепиловой. Сохраняем авторскую графику текста.
Записка хозяина
Пёс мой прожил долго. Мерное течение его жизни трижды нарушали приступы безудержной графомании. Первый эпизод произошёл в апреле 64-го. А когда я задумал было собрать воедино всё, что осталось после первого припадка («Сукин сын»), он снова принялся строчить: так, собственно, и появилась комедия о лишении имущественных прав («Бабушка с дедушкой, или Театр наоборот», апрель 71-го) — пьеса в трёх актах, причём второй из них представлял собой трагедию, также состоявшую из трёх актов. Наконец, совсем недавно он без всякой видимой причины, словно предчувствуя скорую смерть, сочинил «Дневник шизофреника» (вещь полемического свойства) и вслед за тем попал под колёса такси на углу улицы Драгон.
Поскольку «текст» изначально был записан по фонетическому принципу, воспроизвести его оказалось совсем не просто: приходилось догадываться, что «рот» — это «род» и всё в таком духе. Передо мной стояла невыполнимая задача: переписывание превращалось в толкование. Чтобы язык стал читаемым и «Сукин сын» приобрёл приемлемый вид, я неоднократно был вынужден заглушать голос автора. Впрочем, поскольку по профессии я никак не связан с писательством и французским владею лишь на уровне самоучителя Assimil, мне и самому с большим трудом удалось добиться столь необходимой — хоть и не соответствующей смыслу — приемлемости.
Я успокаивал себя тем, что кроме меня за эту работу всё равно никто не возьмётся.
Что же до её ценности, то судить тут не мне, пусть решают специалисты. Если они заинтересуются, я, конечно, буду очень рад, да только погибшего моего товарища этим уже не вернуть.
В. Слепян. Париж, 12 октября 1971
Я не врач, не инженер, не кто-нибудь там ещё.
Я не в состоянии сказать вам, чем живу.
Никакой профессии у меня нет.
Я, если хотите, человек.
Да, чёрт возьми! Человек.
Такой же человек, как и вы, точно так же кручусь, только ничего в этом не понимаю.
Если не человек я, то кто?
Собака?
Да нет. Вот, смотрите: род в г., в гор., в семье гр. и гр-ки (это моя матушка), за подписью.
Нет, я всё-таки человек. Я правда хочу, очень хочу быть человеком.
Я бы не стоял здесь и не разговаривал с вами, если бы не верил, что я человек или по крайней мере когда-нибудь могу им стать.
Нет, я же вижу, вы сомневаетесь, не верите мне...
Действительно, вы правы. Где доказательства, что я могу быть человеком?
Что стою на ногах? Ну и что это доказывает?
Я видел птиц, которые стояли на ногах не хуже меня, даже лучше.
Я знавал людей — Выдающихся Людей — без ног и без рук, а при этом вся грудь у них была в орденах, и они даже пенсию получали.
Нет, всё-таки нет у меня никаких доказательств.
Слушайте, а вы как считаете, я — человек?
Уж вы-то должны знать. Как так не знаете?
Какая жалость! Никто из нас не знает, человек я или нет.
Давайте подумаем вместе — может, тогда нам удастся выяснить?
Прошу вас! Приступим к делу.
Итак, вы зададите этот вопрос себе, а я — себе. Мне верится, мне верится... мне верится... мне верится — как же хочется верить.
Но правда ли я верю?
Если б верил, стал бы я раздумывать? Спрашивать себя, спрашивать вас, наконец? Зачем? Зачем бы я тогда талдычил и себе, и вам одно и то же:
Я человек, я человек, ты человек.
Скажите, пожалуйста, а когда вы что-то говорите, вы сами-то в это верите или нет?
Прошу прощения, я явно действую вам на нервы. Что ж. Лично я хочу верить, что я человек. Хотеть-то я хочу, но хочу ли по-настоящему? Да, кажется, хочу.