«Тяжело Змею, – подумал отчего-то Васюков, – лапы-то две, а головы три, попробуй, прокорми». И такая нежность захлестнула его, что срочно захотелось сделать что-то доброе для этого новоиспеченного друга.
– А хочешь, я помогу тебе поднести, а то, наверное, все головы никогда вместе не пили?
Горыныч прослезился: «Гоша, дорогой ты мой!».
Он подставил раскрытые пасти. Нечистый, стоящий в стороне, от удивления захлопал глазами. Игорь держал графины с водкой и наливал Змею в две пасти, в третью тот наливал себе сам. Это было зрелище! Водка в графинах не кончалась и лилась, как вода из крана. Змей жмурился от удовольствия, его живот рос на глазах. Когда, наконец, он напился, то полез обниматься. Игорь еле вылез из-под пьяной туши. Потом, успокоившись, сложил все головы в кучу и уставился ими на Васюкова.
– Горыныч, а что это ты какой-то бледненький, я тебя посолиднее представлял, – расчувствовался Игорь. Верхняя голова приподнялась:
– А ты обо мне часто думаешь?
– Вообще-то не очень часто…
– Ну да, совсем никогда. Вот я и хирею. Кто сейчас будет думать о старом динозавре?
– Я буду думать, всегда-всегда, – уже еле двигая губами, произнес сержант. Он подумал, борясь со сном: «Почему я ничему не удивляюсь? Потому, что я мент, – решил он, – нас трудно чем-нибудь удивить».
В глубине комнаты струился свет, как столб дыма от коптящего костра. Дым медленно разливался повсюду, заполняя полумраком комнату.
– А это че?
– А это и есть наша проблема, – учтиво оскалился черт, – это вход, а вот выхода нет. А у меня свидание, между прочим. Он вытащил откуда-то букет и принялся поправлять лепестки изрядно помятых цветов.
Васюков размышлял вслух:
– Раз дверь есть, значит, в нее можно и войти и выйти.
– Нет уж, поверь мне, Игорь, – нечистый приблизил свою морду к его лицу, – входим мы в одну дверь, а выходим в другую.
Со стороны угла послушалось чавканье, смахивающее на работу вантуза. Все настороженно смотрели в угол. Это была Маша из сериала «Папины дочки». Она вывалилась с грохотом на пол.
– Апчхи!
Маша вскочила на ноги и, отряхивая юбку, разразилась нескончаемыми криками:
– Немедленно отвечайте, кто меня сюда притащил? Сейчас же отправьте обратно! Вы что тут творите? Пока вы тут развлекаетесь, мою кофточку кто-нибудь купит!
– Видишь, Игорь, плохи наши дела: дверь расширяется, – сказал Бетман.
Все чаще и чаще чавкающий звук возвещал о прибытии новых героев. Это были действительно герои: сказок, фильмов, реклам, компьютерных игр. Они появлялись уже по двое, трое. Их было так много, что Васюков боялся, что они здесь все не поместятся. Но помещались, причем без труда. Да и трансформаторная будка стала чем-то другим. Почти каждый, кто попадал сюда, материализовал себе то, что ему было необходимо. Маша – небольшой бутик; князь Гвидон – тридцать три богатыря вместе с Черномором, герои компьютерных игр – свой, не такой уж маленький, мирок. В общем, все чувствовали себя, как дома.
– Прикольно, – хмыкнул Игорь, – кому рассказать – не поверят. Горыныч, оставайтесь, я к вам в гости ходить буду.
– Угу, – мрачно кивнула голова Змея.
– Вот только когда наши миры схлестнутся, мы исчезнем. Граница здесь истончается. Нас питают ваши фантазии, чувства, мысли. Мы зависим от вас, но материально несовместимы, – вмешался Бетман.
– Это значит, исчезнут все… – Начал трезветь Васюков,
– …созданные силой ваших мыслительных и чувственных процессов и закрепленные коллективной памятью, – взял слово «папа», подняв от стола голову и открыв один глаз, – и я не знаю, сможете ли вы что-то вновь создать.
Змей плакал, вытирая лапами слезы.
– А где чувства? – заорал он. – Где мысли? Нету! – ответил он сам себе. – Скудеет ваш мир. Откуда у нас народ прибывает? Из рекламы, из компьютерных игр в основном. С ними и поговорить невозможно, не то, что водочки выпить. Давай, Гоша, наливай, один черт погибать.
– А я тут причем? – огрызнулся нечистый. – Меня вспоминают часто, и живу я очень даже ничего. Мне не все равно, пропадем мы или нет.
«А как же «Андеграунд», «Сталкер», вечерние сказки детям? Новый Год! Да львиная часть истории! Ну, уж нет! – сержант стукнул кулаком по столу. Наверняка это Танин отец уже что-то натворил. Кулибин-самоучка, блин…»
Васюков встал и шаткой походкой направился к выходу.
Обратно он вернулся вместе с Ломакиным, у которого со сна и от страха тряслись руки. Впрочем, у Васюкова тоже. Его фонарик неуправляемо бегал по проводам вверх-вниз, иногда выхватывая из темноты силуэты своих новых друзей, но Ломакин, к счастью, был слишком занят, чтобы их заметить. Он подумал, что начальство узнало о его рационализациях и наутро собирается грянуть с проверкой.