М.П.: Я всегда мечтал стать пилотом, но у меня проблема с реакцией организма на эти препараты для перегрузок… все время забываю, как они называются. Так что я стал методистом. Конечно, моя работа очень важна. Но… сам понимаешь. Методист.
Т.Х.: Да, чиксы на такое не клюют.
М.П.: Точно, брат. Не клюют. Каждый раз у них такое разочарование в глазах… Слушай, где ты выкопал это словечко, «чиксы»? Я его лет сто не слышал.
Т.Х.: Да вот, всплыло.
М.П.: Правда в том, что работа рейдеров… Тебе взять еще?
Т.Х.: Да, спасибо.
М.П.: Так вот, работа рейдеров, это всего лишь треть нашего общего дела. Причем, технически, не самая сложная. Но… они герои, Том. А мы – что-то вроде обслуживающего персонала. Так это воспринимают посторонние.
Т.Х.: Матиас, но тест на препараты от перегрузок делают только при поступлении в разведку. Ты мог бы стать пилотом межпланетника и даже межсистемника.
Матиас достает из кармана консоль, загружает фото, на нем два младенца: мальчик и девочка.
М.П.: Это мой прадед, а это его сестра-близнец. Они оказались на разных кораблях… Отец застал прадеда живым. Говорит, тот был уверен, что его сестра жива. Вроде как, близнецы такое чувствуют… Понимаешь?
Т.Х.: Поэтому ты пошел в Дальнюю Разведку? Из-за фотографий?
М.П.: Да. И другие такие же фотографии. Ты понимаешь, это словами трудно выразить, но вроде как получается, что я не могу оставаться в стороне от этого поиска. То есть… НУ да, я мог бы стать пилотом межпланетника, и чиксы относились бы ко мне, как к пилоту. Но… Я так не могу. Мое место здесь. Хочу хоть что-то сделать. Хоть что-то, понимаешь?
Т.Х.: А если ничего не получится? Если все поиски окажутся напрасными?
М.П.: В этом не будет моей вины.
Т.Х.: Значит, дело в вине? Ты чувствуешь себя виноватым за то, что жив, за то твои родители долетели до Спасения, а другие нет?
М.П.: Нет… Хотя, может быть. Я в таком ключе никогда не думал. На самом деле… фишка в том, что я хороший методист, и мне нравится моя работа. Это не круто, но это правда, я реально кайфую, делая свое дело. И я мог бы делать это и дома, и на любой другой планете. Просто, здесь в этом есть смысл. Знаешь, это как все время мечтать о чем-то большем. Кому-то всегда мало денег, кто-то хочет квартиру выше этажом, с тремя сортирами, или экран консоли во всю стену. И ничего плохого в этом нет, просто… А что дальше? Ну вот, ты купил этот гребанный экран. Что дальше?
Т.Х.: А у тебя что дальше?
М.П.: Космос. Он же бесконечный. Здесь все время, чего бы ты ни достиг, есть что-то еще. И вот это «что-то еще»… Я никогда не упрусь в стену, понимаешь, Том? Потому что нет никаких стен. Будешь еще пиво?
Вот и вся беседа. Редактора говорят – она никакая. Да, в ней нет ничего особенного, но, да будет вам известно, из таких людей тоже состоит Дальняя Разведка. У каждого своя история, у каждого есть причина находиться за многие световые годы от дома. И пусть не все они штурмуют НИЧТО с штурвалом в руках. Не все упрямо хмурят брови, преодолевая невзгоды и опасности. Но все делают то, что нам всем, вдавленным в просиженные диваны, понять не дано. А если дано, то ничего хорошего это о нас не говорит, ведь мы понимаем, и все равно сидим на этих проклятых диванах.
Я к чему это? Жаль, что эти несколько строк не втиснули в серию интервью. Про такое тоже должны знать.
А еще я бы хотел, чтобы и таким парням, как Матиас Поттер, слегка перепадало от мечтающих о героях чикс.
Я молча киваю и салютую ему бутылкой. Мы допиваем и идем в большую кают-компанию, где обещали кино про Синих Демонов – акул с планеты Иеманджи. Синие Демоны – единственный вид акул, потомков земных хищниц, которые смогли выжить и прижиться на других планетах. Все остальные – вымерли. Интересный фильм, особенно тот момент, когда огромная тварь размером с рейдер разведчиков вылетает из воды метров на десять и хватает одного из этих птеродактилей, которые на Иемандже вместо птиц. Потрясающе! Кроме того, птеродактиль напомнил мне одного копа с Беты-Массачусетс. Это слегка улучшило мое настроение. Я бы не отказался посмотреть, как Синий Дьявол хватает засранца за его набитую пончиками задницу. Но, говорят, старый садист уже отдал Богу душу. Ушел тихо, во сне, а на тумбочке лежала консоль с открытым романом «Собор Парижской Богоматери». Боже, сколько нелепицы в одном предложении! Но так мне рассказали! Жизнь – абстракционист, а еще у нее волосатые руки, все в татуировках и шрамах от тестов на аллергию.
К сожалению, я не смог досмотреть фильм до конца. В семь заканчивалась смена у одного из поваров флагмана. Ничего, скачаю, когда вернусь в цивилизацию. Мне нужно было это интервью.