«Вы были на показе фильма «Наследники» Хотиненко? Расскажите о ваших впечатлениях». Да, сейчас расскажу. Вот прямо сейчас, через четыре минуты, и расскажу.
НОВОСТИ
Д. Быков― Здравствуйте ещё раз. В эфире пошёл второй час программы «Один». Дмитрий Быков с вами. Я ещё немножко поотвечаю на вопросы, а потом перейдём к Бродскому.
«Как вы относитесь к творчеству Паланика и Буковски? Стоит ли их читать? А если да, то что?» Не очень хорошо отношусь. Буковски для меня как-то прохладен. Владимир Буковский, по-моему, гораздо интереснее. Чарльз Буковски – это такой… Понимаете, американский алкоголизм к самому грязному и омерзительному распаду не приводит, это такой умеренный алкоголизм, это вам не Николай Успенский (был такой тоже, не путать с Глебом и Михаилом). Так что Буковски – для меня несерьёзный автор.
Что касается Паланика – наоборот, по-моему, слишком пересолено, так не бывает, слишком ниже пояса. Мне не нравится совсем «Бойцовский клуб». И фильм любимого мною Финчера не нравится мне совсем. Ну, «Колыбельная» ничего, «Удушье». В общем, это лучше, чем Буковски, но по большому счёту неинтересно.
«Хотел бы продолжить свой предыдущий вопрос. Если стало так много глупых, то кому будут нужны людены?» Как раз вопрос «кому нужны?» не совсем правильный. Мне кажется, что «не кому нужны?», а «зачем нужны?». Нужны затем, чтобы разгребать то, что получится. Помните, как сказано в «Понедельник начинается в субботу»: «Кому-то надо будет это разгребать». Видимо, людены появляются тогда, когда надо спасать мир, почти отравленный плодами продуктами своего разложения.
«Как вы запоминаете и помните столько стихов?» Просто люблю хорошие стихи. Хорошие стихи должны запоминаться сразу.
Просят прочитать любимое стихотворение. Знаете, я знаю их больше 3 тысяч, поэтому говорить о любимом… Мне трудно выбрать. Я прочту, может быть, потом, под занавес то стихотворение, которое мне нравится, но не убеждён, что оно понравится вам.
«Назовите ТОП-10 лучших фантастов». Не могу, недостаточно разбираюсь в проблеме. Могу назвать из любимых. Вот любимых могу назвать. Джон Уиндем, Михаил Успенский, Андрей Лазарчук… Я не знаю, Эдгара По можно считать фантастом? Думаю, что можно. Грин, безусловно. Хотя он говорил: «Я не фантаст, я символист», – но у него есть фантастические рассказы, разумеется. Из ныне пишущих… Да, Лем, безусловно. Как я мог забыть? Конечно, Лем. Ариадна Громова, Север Гансовский… Да много.
«Как появляются гениальные люди в России – в недемократической среде с сильной властью?»
Видите ли, чем сильнее гнёт среды, тем больше желание от этого гнёта оторваться. Понимаете, Господь в этой чашке Петри под названием «Россия» (у него много таких чашек) создал очень специальные условия. Он такой Солярис тут создал – среду болотистую, в которой всё, как в болоте, очень долго и очень прочно сохраняется, в которой бродят какие-то туманные фантазмы, которая беспрерывно, как Солярис, воспроизводит сама себя. Но от этой среды с очень большой силой можно оттолкнуться, она очень упругая. И действительно возникают выдающиеся попытки побега от неё в интеллектуальное пространство. И потом, русский эмигрант – удивительный тип, он нам дал Набокова.
Тут, кстати, спрашивают, кому аналогичен Набоков из писателей XIX века. Думаю, Тургеневу. Я думаю, у них очень много общего. И в структуре романной, и в инвариантности тем, думаю, что очень похожи.
«Назовите лучших фантастов Запада». Не могу. Запад мало знаю (последних лет, во всяком случае, точно). Я вообще специалист по российским делам.
Тут вопрос про Венедиктова. Понимаете, «Эхо» не тождественно Венедиктову, хотя он в значительной степени его олицетворяет. Очень хороший тут был ответ Венедиктова на «прустовскую анкету». «Что бы вы сказали Богу?» Он говорит: «Я бы попросил у него интервью для «Эха»». Это человек, который «Эхом» живёт. Всё правильно. Я не считаю этичным его обсуждать, находясь на его станции. Одно могу сказать: давайте меньше сосредотачивать своё внимание на его личности. «Эхо» – это ведь мы с вами, понимаете. Эхо не может сказать ничего, чего не было бы в природе. «Тебе ж нет отзыва… Таков // И ты, поэт!» «Эхо Москвы» – это отражение того, что есть в Москве. Поэтому всякие негодования по поводу отдельных личностей… Ну, меня, например. Я же тоже эхо, в конце концов. Я писатель, это моя задача. Я не могу сказать то, чего нет.
И вот отсюда, по-моему, очень плавный сейчас у нас с вами переход непосредственно к Бродскому. Самое интересное событие (не буду оценивать в этических категориях) этого года – это канонизация Бродского патриотическим лагерем. Что там происходит? Бродский стал провозглашаться сначала имперским поэтом. Он никогда этого не отрицал, он говорил, что гарему можно изменить только с другим гаремом, цитировал всегда этот анекдот. Он действительно имперский поэт.