Крепись и чисти пёрышки!
Такая жизнь — плохая жизнь —
У современной Золушки.
Не ждёт на улице ее
С каретой фея крестная…
Жуёт бабьё, сопит бабьё,
Придумывает грозное!
А ей не царство на веку —
Посулы да побасенки,
А там — вались по холодку,
«Принцесса» с Нижней Масловки!
И вот она идёт меж столиков
В своём костюмчике джерси…
Ах, ей далеко до Сокольников,
Ай, ей не хватит на такси!
Это такая нищая гордость великолепная. И, кстати говоря, за эту утончённость Галич и сам всю жизнь расплачивался. Просто нежелание подлаживаться, нежелание претерпеваться, желание хоть как-то отличаться, изяществом хотя бы — это действительно важные вещи, это право на самостоятельность некую. Потому что желание принадлежать к большинству — это низменное желание, желание низкое.
И у него о себе, кстати, была песня, по-моему, самая откровенная, которую я и процитирую, потому что я её вообще люблю больше всего. Это «Баллада о славе». Сейчас, минуточку, я её отыщу. Вот она — «Баллада о стариках и старухах…», с которыми автор отдыхал в санатории областного совета профсоюза:
Все завидовали мне: «Эко денег!»
Был загадкой я для старцев и стариц.
Говорили про меня: «Академик!»
Говорили: «Генерал! Иностранец!»
О, бессонниц и снотворных отрава!
Может статься, это вы виноваты,
Что привиделась мне вздорная слава
В полумраке санаторной палаты?
А недуг со мной хитрил поминутно:
То терзал, то отпускал на поруки.
И всё было мне так страшно и трудно,
А труднее всего — были звуки.
Доминошники стучали в запале,
Привалившись к покарябанной пальме.
Старцы в чёсанках с галошами спали
Прямо в холле, как в общественной спальне.
Я неслышно проходил: «Англичанин!»
Я «козла» не забивал: «Академик!»
И звонки мои в Москву обличали:
«Эко денег у него, эко денег!»
(Собственно говоря, а почему он звонит в Москву? А потому что он привязан к близким, только и всего.)
И казалось мне, что вздор этот вечен,
Неподвижен, точно солнце в зените…
И когда я говорил: «Добрый вечер!»,
Отвечали старики: «Извините».
И кивали, как глухие глухому,
Улыбались не губами, а краем:
«Мы, мол, вовсе не хотим по-плохому,
Но как надо, извините, не знаем…»
Я твердил им в их мохнатые уши,
В перекурах за сортирною дверью:
«Я такой же, как и вы, только хуже».
И поддакивали старцы, не веря.
И в кино я не ходил: «Ясно, немец!»
И на танцах не бывал: «Академик!»
И в палатке я купил чай и перец:
«Эко денег у него, эко денег!»
Ну и ладно, и не надо о славе…
Смерть подарит нам бубенчики славы!
А живём мы в этом мире послами
Не имеющей названья державы…
Это блистательный текст, блистательный по стиху. Кстати говоря, Галич по стиху гораздо ярче, крепче, чем Окуджава. Окуджава действительно фольклорен, и иногда до полной безликости, и этим он именно и берёт, потому что Галич предлагает нам побыть Галичем, всем слушателям, а Окуджава предлагает всем прикоснуться к чему-то абстрактному, вечному, что где-то в воздухе витает, к чему-то ангельскому. И, конечно, Окуджава действует сильнее. Но Галич иногда врачует, прикасается к самой болезненной язве.
Ведь здесь о чём? Здесь о том, что попытки как-то расцветить быт — ну, попить нормального чаю, поесть нормальной еды со вкусом перца — это же не признак богатства или роскоши, это просто желание чего-то качественного. А это вызывает ненависть, нельзя выделяться. Галич свой снобизм пронёс, как знамя, своё изящество, свою отдельность, свою красоту, свою безупречную стиховую форму, безупречное умение, мастерство. Это, конечно, дорогого стоит.
А о том, какие философские максимы за этим стоят и какие личные черты Галича, мы поговорим, как я понимаю… А, нет, у нас есть ещё три минуты до перерыва. Поговорим, что за этим, собственно, стоит.
Главная тема Галича, как мне представляется — это тема человека, бесконечно уставшего от конформизма, он больше не может этого переносить. Самоненависть: «нельзя больше терпеть», «нельзя всё время претерпеваться и привыкать». Я думаю, что одна из самых страшных в этом смысле тем у него — это готовность прощать. Всё простили, как и не было, всё стерпели. И отсюда же у Галича появляется этот страшный мотив в песне «Желание славы». Мне кажется, что «Желание славы» у Галича — вообще лучшее произведение. Я считаю, что обе его части — и балладная, и окружение, как бы контекст — это очень точно. Вот смотрите:
«Справа койка у стены, слева койка,