В школу Трансмигранта подбор учеников как раз и осуществлялся на основе умения руководить и перестраивать свое тело через "психику. Из каждого набора в двести - триста человек к концу десятилетнего обучения выходило десять - двадцать специалистов, которых забирала служба Трансмигранта. Эти умели манипулировать своим телом. Остальные распределялись в сфере образования, здравоохранения, бытового обслуживания преподавателями, психологами, консультантами.
Они тоже были мастерами своего дела. Я попал в число тех, кого природа одарила более щедро.
Когда меня ударили сзади по голове, я упал, только на миг потеряв сознание. Очнувшись, я сохранил, как нас учили в школе, состояние "живой смерти": ни пульса, ни дыхания.
Кто-то меня приподнял, ощупал.
- Готов он, Прошка! Ну и трахнул ты его!
- Брось его! Готов, так готов!
- Да одежда, глянь-ко какая! Небось, немец? Жалко бросать такую одежду. Сыму я!
- Брось, кому сказано!
Их было человек пять, понесли сопротивляющуюся Нину, скрылись за холмом, раздались крики, свист.
Прежде всего нужно было вернуть себе силы, затем установить времяпребывание. Только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу, можно было подумать об освобождении Нины. Задала она мне внеплановую работенку!
Честное слово, сначала я даже позлорадствовал: вот, сама втравила, теперь прочувствуй! За неделю я думал управиться.
Восстановив нормальное кровообращение и сердцебиение, я встал, пощупал ноющий затылок: вздулась огромная шишка.
Пришлось сосредоточиться, чтобы шишка рассосалась.
За холмом была дорога, по следам саней я и зашагал к деревне.
Дождавшись, когда совсем стемнело, прокрался кустами к крайнему дому. Я должен узнать время, в которое попал.
Время! Какой век? Без этого знания ничего не сделаешь. Мне, в общем-то привычному к таким трансмиграциям, было очень неуютно, нехорошо. А каково Нине?
Я постучал в слюдяное окошко избы. Мужской голос спросил, что мне надо. Я объяснил, что - немец, что дорогой ограблен. Мой русский далекого будущего, видимо, очень смахивал на произношение иностранца.
В избе, в углу, отгороженном двумя досками, стояла корова и облизывала теленка. Несколько детей, мал-мала меньше, играли в другом углу, под иконами.
Я попросился у мужика переночевать, предупредив, что заплатить нечем.
Мужик махнул рукой:
- В беде нехристь не поможет! Жена вот у меня померла, если б не соседи, хоть об стенку. С детьми!
На мой вопрос, что это за деревня, он ответил: "Россохватка".
- Вечером, еще не стемнело, боярин Россохватский в Москву отъехал. Да и немку какую-то с собой повез. Одежда, вот как у тебя. Как бы не его людишки тебя и пограбили?
На другой день, обрядившись в тряпье, которое смог дать мне сердобольный мужик (свою одежду я спрятал в котомку слишком необычной она была), я пристроился к большому обозу продовольствия и фуража, отправляемого к Россохватскому в Москву.
Дней шесть тянулся обоз к Москве. Я узнал, что ныне царствует царь Федор Иванович, а правителем у него - Борис Годунов.
Волею случая я попал на такое перепутье русской жизни, которое было определено в истории как пора Смутного Времени.
БОЯРИН РОССОХВАТСКИЙ
Аксиомой Трансмигранта было: начинать активные действия, только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу. В Москве мне пришлось начать рассыльным в Посольском приказе. Я подолгу отирался возле голландского посольства, руководимого Ван-Кулем. После языковых выкрутас Сплюснутой Галактики все земные языки стали для меня чуть ли не родными.
Ван-Кулю, пожалуй, по душе пришелся мой голландский: слышать милый родной язык с антверпенскими интонациями, пробуждающими воспоминания о чистых, ухоженных улицах далекого любимого города. И где? В дикой варварской Московии, из уст холопа, рассыльного! Благорасположение купца Ван-Куля простерлось до того, что он даже усыновил меня под именем Николауса Ван-Куля. Это произошло после ночного грабежа, когда я спас его от московских "шишей", пытавшихся выкрасть его для получения выкупа. Надо сказать, что выгляжу я моложаво, а при желании могу сойти и за двадцатипятилетнего. Приемный отец и представил меня русскому двору, познакомил с царицей Ириной.
То было время, когда ярко сияла звезда Бориса Годунова.
Царица Ирина была убеждена, что, кроме ее брата Бориса, никому не дано спасти Русь и возвысить ее после разорительного царствования Ивана Грозного, после страшных лет опричнины.
Царица помогла мне заключить несколько торговых соглашений на мачтовый лес в Подмосковье.
По торговым делам мне удалось попасть в Россохватку, наконец-то установив, что там находится Нина.
Я сидел в гостиной боярина Россохватского, завершив с ним обсуждение дел о купле строевого леса. После чего отобедали.
Галантно отодвинув блюдо с туфлеобразными говяжьими языками, я сказал опасные слова:
- Спасибо, откушал! Прилагаю все свои силы, чтобы не избежать благостной возможности собеседования с вашей женой.
"Где же Нина? Как мне ее увидеть, как договориться?"
Боярин боднул меня взглядом. В Москве много говорили о неожиданной женитьбе Россохватского на какой-то немке, безродной, неведомо откуда взявшейся. Удивлялись. Оженился Катыревым-Ростовским отказал, обида смертельная.
Видно было, что и сам боярин ошарашен своей женитьбой, пребывая как в понуждении, съезжая почти каждую неделю из Москвы к немке. Чародейство. Бесовская баба! Страдала гордость.
Россохватский плотно сидел в кресле, по-бычьи наклонив голову, исподлобья глядя на меня. Он походил на быка, грузный, тяжеловесный. Я пожалел Нину. Бедняжка, что она могла сделать? Чужое время, ни родных, ни знакомых, никого. Только и выход - замуж, как в омут. Мне во что бы то ни стало надо ее увидеть. Самый простой способ вернуться в свое время с минимальной затратой энергии - именно с того места, в которое забросило. Но как вызвать Нину?
Совершенно понятно, что думает сейчас Россохватский! Вот, мол, навязали немца. А все - Борька Годунов, вседерзый и окаянный шурин царя. Ну добро, отрядили торговые дела, пора и честь знать. А этот немец. С женой его познакомь! Ишь чего.
Я, изящно приподняв кружку с вином, велеречиво говорил:
- Желаю с вашей супругой беседу провести. Мнемонически она меня привлекает...
Россохватский гулко откашлялся. В дверях появился холоп.
- Ты, Ванька? Подслушивал? - Он схватил со стола плеть, глаза его выпучились, лицо налилось кровью, побагровело...
У меня была царская охранная грамота. Но что она здесь значила: боярин в своей вотчине - тот же царь, хочет - казнит, хочет - милует. Опасно и дальше злить Россохватского.
Зачем я его провоцирую, зачем выбрал этот дурацкий тон в разговоре с ним?
Россохватский сильно, с оттяжкой, хлестал Ваньку, рубашка на плечах того поползла кровавыми лохмотьями. Ванька не сводил с хозяина преданного взгляда.