— Почему же ты, оказавшись там, не остался?
— Думаешь, я не хотел? У меня просто не было выбора. Когда они думали, что я без сознания, они говорили открыто, — и я многое понял. Они в то время только начинали, и излишняя реклама лишь помешала бы им. Они знали, кто я. Знали они и то, что, если я не вернусь на Родию, меня будут тщательно искать — и, возможно, обнаружат их. Они не хотели рисковать, и поэтому было решено вернуть меня на Родию. Что они и сделали.
— Что? — вскричал Байрон. — Но ведь это было еще большим риском! Как же они это сделали?
— Не знаю. — Джилберт запустил пальцы в волосы и устало посмотрел на юношу. — Думаю, они усыпили меня. Этот период полностью стерт в моей памяти. Я только помню, что открыл глаза и обнаружил, что вновь нахожусь на борту «Кровопийцы»; я дрейфовал в космосе, приближаясь к Родии.
— А твои погибшие спутники? Они все еще были на борту?
— Да, они все еще лежали на борту.
— Оставались ли на корабле какие-нибудь признаки того, что ты побывал в мятежном мире?
— Никаких. Исключая, конечно, мою память.
— А как ты узнал, что приближаешься к Родии?
— Никак. Массометр показывал, что я нахожусь вблизи планеты. Я вновь воспользовался радио, и ко мне подлетел родийский корабль. О случившемся со мной я в тот же день рассказал Тиранийскому наместнику. Конечно, я не обмолвился ни словом о мятежном мире. Я лишь сказал, что корабль столкнулся с метеором после последнего Прыжка. Я не хотел, чтобы они поняли: мне известно, что корабль может совершать Прыжки автоматически.
— Как ты думаешь, известен ли жителям мятежного мира этот факт? Ты говорил им об этом?
— Нет, я не говорил им об этом. У меня не было такой возможности. Ведь я пробыл там очень недолго. Я имею в виду, пробыл в сознании. Но мне совершенно неизвестно, как долго я был без сознания, а также — что им удалось обнаружить самим.
Байрон размышлял. «Беспощадность» может двигаться со скоростью десять тысяч миль в час. Звезды — тяжелые, яркие и неподвижные — гипнотизировали Фаррилла.
Он спросил:
— Так что же нам делать? Ведь ты не знаешь, где находится этот мятежный мир.
— Не знаю. Но я предполагаю, кто может знать. Я почти уверен в этом.
— И кто же это?
— Автарх Линганы.
— Линганы? — удивился Байрон. Он когда-то слышал это название, но не помнил, в связи с чем. — Почему именно он?
— Лингана была последним Королевством, капитулировавшим перед Тиранией. Она, можно сказать, не так порабощена, как другие. Разве в этом нет скрытого смысла?
— Возможно, ты и прав, но...
— Если тебе нужен другой довод, то этим доводом станет твой отец.
— Мой отец? — На мгновение Фаррилл забыл, что его отец мертв. Он как бы увидел его своими глазами, большого и сильного, но тут же опомнился, и внутри его разлился неприятный холодок. — Какое отношение имеет к этому мой отец?
— Шесть месяцев назад он гостил при дворе. Я сделал некоторые выводы по поводу его намерений. Кроме того, я подслушал некоторые его разговоры с моим кузеном Хенриком.
— Ох, дядя, — укоризненно вздохнула Артемида. — Ты не имел права подслушивать частные разговоры отца.
— Конечно, нет, но это было восхитительно и, как выяснилось, полезно.
Байрон прервал их:
— Погоди. Ты говоришь, мой отец был на Родии шесть месяцев назад?
— Да.
— Расскажи мне о нем. Интересовался ли он коллекцией примитивизма Хенрика? Когда-то ты рассказывал, что у Правителя есть большая коллекция материалов о Земле.