Валерия Новодворская. Транзит на Арканар
На нашем небосклоне мало было звезд фантастики. Русская литература горька, как желчь, и реалистична, как ржаной каравай. Правда, над этим жалким ассортиментом шелестят вишневые сады и раскинулись тургеневские дворянские гнезда, но только в стиле ретро, пополам с мучительными сожалениями и горестными воспоминаниями. Поэтому когда мы начинали мечтать, получалось грубо и плоско, как у гриновских мужиков в их представлениях о рае, «где хлеб, золото и кумач». Утопия – дело тонкое, и не утопленники их создают.
На дне жизни слишком плохо живется, и утешения фантастов типа горьковского Луки выглядят нелепо. Поэтому так неуклюже прямолинеен Иван Ефремов, и тянет он скорее на дискотеку, чем на Храм. Поэтому так старательны и ученически бездарны сны Веры Павловны и сам роман Чернышевского. Поэтому такая маленькая звездочка у Ольги Ларионовой, поэтому так поздно зажглась звезда Сергея Лукьяненко, талантливой кометы постсоветского небосклона. Однако соревноваться с американской фантастикой, давшей миру Рэя Брэдбери, Клиффорда Саймака, Хайнлайна, Роберта Шекли, Курта Воннегута, Урсулу Ле Гуин и Дж. Уиндема, мы никак не можем. Скорее всего, астрономы будущих времен разглядят в своих библиотеках и компьютерах только две мощные звезды, Аркадия и Бориса Стругацких, как сверкающее бриллиантовое ожерелье Плеяд.
Конечно, они косили под утопистов. «Молодая гвардия» и «Техника – молодежи» протаскивали их под этим соусом. Детская литература, чего с нее взять! Их передавали из рук в руки, как эстафету. Добрые редакторы, великодушные референты, обкомовцы и райкомовцы поумнее других. Потому что сразу чувствовалось, что у этих двоих есть некое послание для нас и для потомков. Пронизывающее, как ветер, грозное, как катаклизм. Они делали вид, что ремонтируют социализм: побелка, покраска, лакировка. А на самом деле они распахивали окна и двери и давали заглянуть в этот самый социализм. И этот социализм почему-то порождал нестерпимую тоску. А послание братьев Стругацких шло прямо из будущего, от Вечности, от Времени и Вселенной. И все это оказывалось неуютным, опасным, страшным и жестоким. Прогресс вонзался в мягкое тело человечества и причинял нестерпимую боль; никакая ходячая добродетель «человеков» в XXVII веке не ожидала. И Вселенная оказывалась опаснейшим врагом с фашистскими приемчиками, и пришельцы откровенно плевали на землян или их беззастенчиво использовали, или их же жестоко и обидно спасали («Пикник на обочине», «Второе нашествие марсиан» и «Гадкие лебеди»).
«В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала»? Высоцкий знал не все. На Земле и в Космосе вообще нет ничего надежного. Человеку не на что положиться. Только на себе подобных, да и то не поможет. Причем как при социализме, так и до, и после него, и при капитализме то же самое («Хищные вещи века»). Великое творчество Стругацких рождало великую неуверенность. Земля уходила из-под ног, небо было не надежнее земли, повсюду были страсти роковые, а от судеб защиты не было ни в одной Галактике. Тот, кто первый сказал это про страсти и судьбу, Александр Сергеевич Пушкин, не знал, что этот ужас так универсален, и никакие знания от него не спасут. А когда социализм кончился, мы услышали от своих Плеяд, что у человечества вообще нет будущего. Прогрессоры и спасатели оказывались убийцами, как Экселенц, прогресс делил человечество на две неравные части и делал чужими мать и сына, мужа и жену, учителя и ученика, а нейтральная у других (западных) фантастов Вселенная обнаруживала свойства тиранов и автократов. И даже порядочность не спасала, цель жизни была не в ней («Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики»). Этого-то никакие цензоры не поняли.
К семидесятым годам они усекли, что браться Стругацкие что-то не столько лакируют действительность, сколько ее поносят. Но это была не просто советская действительность. Это была действительность вообще, причем на все времена. «И если что еще меня роднит с былым, мерцающимв планетном хоре, то это горе, мой надежный щит, холодное презрительное горе» (Н. Гумилев).
Биографии романтиков из романа
Редко когда у авторов книг бывает такое полное совпадение с их персонажами, а жизнь почти дословно вливается в творчество. Итак, их было двое, Аркадий Натанович и Борис Натанович, и Борис Стругацкий продолжает оставаться в строю и провозглашать вечные истины, хотя уже знает, что они нужны далеко не всем и что это не поможет. Их жизни текли параллельно, согласованно, но блестки юмора и веселости все-таки принадлежали оптимисту Аркадию, а тайная струя печали – пессимисту Борису. Когда они писали порознь, это очень чувствовалось, и черная тоска оставшегося с нами Витицкого (Борис Натанович) демонстрирует, что в их творчество он вложил свою беззвездную глубину. Так два брата, как черные и белые клавиши одного рояля, дали нам детство и юность космического розлива и вселенского масштаба, обеспечив Храму русской литературы призовое место еще и на пьедестале мировой фантастики, закрыв собой брешь и показав изумленному человечеству, что отсталая страна может порождать не только Платонов, но и «Невтонов», и что без всякой цивилизации, без технического и материального прогресса, Россия может заглянуть за предел, в черную дыру, в другое измерение, спорить с Вселенной и ее законами и давать более благополучным странам «уроки в тишине». Произведения наших Стругацких, прекрасных утят («Гадкие лебеди») из города Питера, переведены на 42 языка в 33 странах мира (более 500 изданий). Наш Храм – наша главная статья экспорта.
Веселый Аркадий
Аркадий родился 28 августа 1925 года в Батуми, где отец наших писателей, Натан Залманович Стругацкий, служил редактором причудливой газеты «Трудовой Аджаристан». Их мать, Александра Ивановна Литвинчева (1901-1981), была учительницей словесности в той же школе (города Питера), где учился Аркадий.
Началась война, и семья попала в тиски блокады. В январе 1942 года отца Аркадия эвакуируют по «дороге жизни» через Ладогу. А маленький Борис заболел и остался с матерью, и погибал. Но все вышло наоборот: отец был очень истощен и умер в Вологде, а Аркадия отправили в Оренбургскую область закупать у населения молочные продукты. Это было не самое голодное место. Проявив чудеса ловкости, Аркадий спас от голодной смерти мать и брата, эвакуировав их из города. А в 1943 году его уже призывают в армию. Слава Богу, не на фронт. Интеллигентный юноша попадает в Бердичевское пехотное училище, эвакуированное в Актюбинск, после чего его посылают в Военный институт иностранных языков, который он окончил уже в 1949 году (японский и английский). До 1955 года Аркадий служит в армии, работает на следствии при подготовке Токийского процесса. Потом – Институт научной информатики, работа редактором в Детгизе и Гослитиздате.
Женат он был дважды: на Инне Сергеевне Шершовой (с 1948 года брак фактически распался, а в 1954 году они уже развелись). А дальше чистый роман, причудливо растасованная колода, смешение с другой великой судьбой. От второй жены Елены Ильиничны, урожденной Ошаниной, у него оказывается дочь Елены Наталья. Он воспитывает ее как свою. А вторая дочь, Маша, выходит замуж за Егора Гайдара, еще одного бесстрашного пророка в Неведомое, явного мокреца и выродка, по терминологии тестя.
Аркадий с братом не унывали, ездили встречаться с читателями от «Молодой гвардии», получали командировочные и здоровую провинциальную еду. Молодогвардейцы своих писателей не баловали: 85% от гонорара ВААП и правительство оставляли себе. А вот если близилась публикация за рубежом, прямо с рукописи, то наши прожорливые ведомства хапали меньше, автор получал 85%. Доброхоты устраивали такие публикации, и братья-писатели дожили до перестройки, даже до Августа. Аркадий Стругацкий умер от рака печени. Его прах по его просьбе развеяли с вертолета. Он недосягаем навеки и для дона Рэбы, и для людей Ваги Колеса. В одиночку он писал под псевдонимом «С. Ярославцев», писал весело и отчаянно. «Экспедиция в преисподнюю», бурлескная сказка 1974 года; «Дьявол среди людей», повесть 1991 года, опубликованная в 1993-м. Идея проста и ужасна: нельзя сделать мир хоть чуточку лучше.
Печальный Борис
Младший брат Борис родился 15 апреля 1933 года уже в Ленинграде, куда переехал Натан Залманович, назначенный научным сотрудником Русского музея. Блокаду Борис встретил совсем мальчиком, ему было девять лет. Казалось, он был обречен. Он умер бы от острой кишечной инфекции, если бы у соседки не оказался бактериофаг. Он страшно голодал, его пытались убить и съесть. Но мать билась из последних сил, чтобы спасти Борю, и хромая судьба на этот раз вывезла, сохранив нам нашего провидца. А тут Аркадий подоспел и вывез семью в Вологду. Потом семья переехала за Аркадием в Оренбургскую область. В Ленинград Стругацкие вернулись в 1945 году. Ужасы и кромешный мрак блокады потом перейдут в «Двадцать седьмую теорему этики». Борис не берегся, падал с гор, тонул, попадал под лавину – судьба сохраняла ему жизнь. Это тоже пойдет в общий котел, в биографию Стаса из «Теоремы этики». Борис окончил школу с серебряной медалью в 1950 году и хотел поступать на физфак ЛГУ, но не прошел. Прошел он на мехмат, и окончил его в 1955 году по специальности «звездный астроном». Борис Натанович работал на Пулковской обсерватории инженером по тогдашним неуклюжим ЭВМ (вот он, Саша Привалов из повести «Понедельник начинается в субботу»!). В 1964 году он синхронно с братом «легализуется» как профи, писатель, член СП СССР. В 1972 году он создает работающий до сих пор семинар молодых писателей-фантастов, «семинар Бориса Стругацкого». Еще он учредил премию «Бронзовая улитка», и все молодые фантасты вожделеют её (вот она, «Улитка на склоне»!). С 2002 года Стругацкий редактирует журнал «Полдень. XXI век». Страстный филателист, он до сих пор собирает марки.