– Как зам удалось вырваться оттуда? – спросил я.
– По ранению. Теперь меня демобилизуют. Тогда я смогу спрягать в чемодан мундир, а– с ним и все эти ордена. Мой отец уже успел умереть. Перед смертью он заказал у какой-то фирмы большую партию перчаток. У меня две незамужние сестры, они уже в годах. Без меня им не открыть магазина перчаток. Мне нужно как можно скорее попасть к ним.
Уходя, мы прошли мимо столика Мари, но она не заметила меня.
– Эта женщина, – сказал я, – ждет человека, которым никогда не вернется.
– А я вот вернулся, – грустно сказал мой сосед, – но никто меня не ждет. Только две старые сестры. Мне не везет в любви, а что касается вашей Надин, вы же не можете всерьез полагать, что она достанется мне.
V
Рано утром меня вызвала вниз хозяйка. Сперва я подумал, что это снова пришел торговец шелком, чтобы потребовать еще денег в счет возмещения его дорожных издержек. Но я сразу понял, что за птица тот молодой человек, который стоял у окошечка хозяйки отеля и, щурясь, глядел на меня. Это был агент тайной полиции. Я почуял недоброе. К тому же я сразу заметил, что хозяйка наблюдает за мной с тайным злорадством. Наглым тоном, выпячивая губы, он потребовал, чтобы я предъявил документы. Я выложил их по порядку на подоконник.
– Как? У вас есть виза? У вас есть транзитная виза? – воскликнул он в крайнем удивлении. – Вы собираетесь уехать?
Он переглянулся с хозяйкой. Ее злорадство сменилось глубоким разочарованием. По их общей досаде я понял, что они давно уже поделили между собой премию, которую выдают в полиции за удачную облаву. Моя хозяйка указала на меня этому агенту, чтобы поскорее открыть свою лавку колониальных товаров.
– Вы заявили этой даме, – продолжал сыщик, – что хотите во что бы то ни стало остаться в Марселе и вовсе не намерены уезжать.
– А разве запрещено разговаривать с хозяйкой? Я волен говорить ей все, что мне заблагорассудится.
Не скрывая своего раздражения, он заявил мне в ответ, что департамент Буш-дю-Рон перенаселен, что, согласно предписанию властей, я должен как можно скорее уехать, что я сохраню свободу только в том случае, если запишусь в очередь на какой-нибудь пароход. Должен же я наконец понять, что города существуют не для того, чтобы в них жить, а чтобы из них уезжать.
Тем временем на лестницу вышел мой сосед легионер. Он внимательно слушал, как агент тайной полиций делал мне предупреждение, затем схватил меня под руку, вывел на Кур Бельзенс и сказал, что я должен немедленно пойти с ним в бразильское консульство, потому что с ночи по городу поползли слухи, что скоро в порту появится бразильский пароход. Слух этот сегодня утром подтвердился, а завтрa он может стать реальностью. Его слова вызвали в моем воображении призрак парохода, который торопливо выстроили на призрачной верфи духи, послушные страстным желаниям всех тех, кто жаждал поскорее уехать.
– Как называется этот пароход? – спросил я.
– «Антония», – ответил он.
VI
Мне казалось, что Мари может уехать со мной на этом новом, только что возникшем пароходе. Я последовал за легионером в бразильское консульство. Там мы очутились в кучке мне до сих пор не знакомых транзитников, толпившихся перед деревянным барьером. Помещение, находившееся за барьером, было просторным, оно казалось еще Польше оттого, что на одной из стен, выкрашенных в зеленый цвет, висела огромная карта. Посреди стояло два массивных письменных стола. За столами никого не было, и долгое время никто не показывался. Люди с лихорадочным не терпением ждали, не появится ли за барьером консул, служащий консульства, секретарь, писарь – кто угодно, лишь бы их выслушали. В каком-то пароходстве им сказали, что вскоре пойдет корабль в Бразилию. Многие из толпившихся здесь людей так же мало стремились отправиться в Бразилию, как и я. Но пароход – это пароход, и люди думали, что стоит только оказаться на его борту, и ты спасен от всех опасностей и плывешь навстречу всем надеждам. Мы топтались за барьером, но канцелярия оставалась пустой. Только из соседнего, недоступного для нас помещения долетал легкий запах кофе, словно консул сбежал от нас на кофейном облаке. Этот непривычный запах возбуждал. В нашем воображении рисовался мешок, да что мешок – целый погреб со снедью для невидимых служащих консульства. Прошло несколько часов, прежде чем за барьером появился очень хорошо одетый, с безукоризненным пробором худощавый человек. Он посмотрел на нас с полным недоумением, словно в его частную квартиру внезапно ворвалась банда отчаявшихся, возбужденных людей, которые принялись молить его о чем-то совершенно непонятном. Мы все нестройным хором обратились к щеголеватому чиновнику с просьбой. Он в ужасе скрылся. Прошло еще несколько часов. Наконец он появился снова и, передвинув на своем массивном письменном столе какие-то бумажки, робко подошел к барьеру, словно боялся, что мы схватим его и силком перетянем в наш мир. Только мой друг легионер ждал молчаливо, го спокойствием, видно добытым им в пустыне такой дорогой ценой. Но вдруг он подскочил к барьеру и ударил по нему кулаком. Худощавый молодой человек с испугом взглянул на него. Ордена приковали к себе взгляд чиновника, и он, по-прежнему робко, на шаг приблизился к барьеру. Легионер быстро сунул ему свое заявление. Я тоже хотел было сунуть свое, но молодой человек только слабо кивнул всем остальным, пытавшимся проделать то же самое, и удалился с бумагами моего соседа. У меня вдруг возникло впечатление, что он удалился на долгие годы.