Отбросив бесплодные попытки связать воедино смутные воспоминания и беспочвенные домыслы, Авери налег на бренди и кофе. Все рано или поздно разрешится само собой. Должно разрешиться!
Бренди оказался неважнецким, а кофе, наоборот, очень даже ничего. Допив чашку, Авери понял, что ему чего-то не хватает. Чего-то жизненно важного. Ему хотелось курить.
Пошарив по карманам, он нашел свою зажигалку. Но сигарет не было. Тут только он заметил, что кто-то снял с него подбитую мехом кожаную куртку, в которой он гулял в парке. Авери оглядел комнату, которую уже начал называть камерой, но куртки нигде не было.
Он подошел к пишущей машинке и набрал:
- Сигареты, пожалуйста.
Ответ не заставил себя долго ждать:
- В сундуке под кроватью есть запас сигарет.
Авери мысленно обругал себя за то, что первым делом не заглянул под кровать.
Он вытащил сундук. Большой, совершенно новый и тяжелый - такой мог бы купить какой-нибудь офицер или начинающий дипломат в магазине для военнослужащих. На нем было шесть тяжелых медных застежек и замок - все открыты. Авери приподнял крышку и заглянул внутрь. И обомлел.
Внутри лежало несколько рубашек с коротким рукавом, три пары тренировочных штанов, пара штормовок - все с иголочки. А также пара старых кожаных сандалий, которые Авери не мог не узнать, и две пары точно таких же, только новых. А еще свитера, носки и аптечка - все опять-таки новехонькое.
Авери уже ничему не удивлялся. Все это было просто-напросто невозможно. Он вываливал вещи прямо на пол...
Рядом со своими туалетными принадлежностями он обнаружил несколько пачек бритв и дюжину кусков мыла. Бок-о-бок с ними лежал легкий проигрыватель (как выяснилось в дальнейшем, заводящийся вручную) и стопка новеньких пластинок. Среди них: Бетховен (Пятая симфония и Пятый же концерт для фортепьяно), Бах - Токката, фуги и концерт для двух виолончелей, несколько вальсов, избранные мелодии из "Моя прекрасная леди", несколько пластинок Шопена, симфония Нового Мира и запись песни "Моя любовь как красная, красная роза" - песни, полной мучительных воспоминаний, песни, принадлежавшей совсем другому миру - тому, который он так недолго делил с Кристиной.
Авери бессильно глядел на пластинки. Кто-то, судя по всему, здорово покопался в его голове - ведь это были все его самые любимые записи. В аккуратной, заранее распланированной жизни Ричарда Авери каждой из них отводилось свое место; каждая соответствовала какому-то настроению или случаю.
На мгновение ему стало страшно. Тот, кто знал о нем такое... знал слишком много. Его невидимые тюремщики, похоже, имели в запасе целую колоду тузов.
Но Авери быстро понял, что его страх не только бесполезен, но и (по крайней мере сейчас) просто-напросто неуместен. Пусть он пленник, но, судя по всему, весьма привилегированный пленник. Однако: "откормим поросеночка к празднику"... можно только, надеяться, что это не тот случай.
Кое-что, найденное им в сундуке, поразило Авери даже больше, чем проигрыватель с пластинками. Он нашел свой старый бумажник, в котором лежали несколько дорогих ему фотографий - Кристина, он сам в детстве и моряком торгового флота во время Второй Мировой войны, выцветшая фотография родителей. А еще - множество тюбиков с краской, палитра, кисти и несколько холстов. Стопка романов в мягких обложках, пара старых дневников, пачка бумаги и коробка карандашей.
И под всем этим - сигареты. Не пачка, не коробка. Нет. Почти пять тысяч штук. Несколько слоев сигарет покрывало дно огромного чемодана. Ну и, разумеется, это были его самые любимые сигареты!
Авери сел за стол, открыл пачку и нервно закурил. Он окинул взглядом разбросанные по полу вещи. В этой комнате они выглядели, прямо скажем, нелепо. То ли вещи, собранные неумехой для какого-нибудь дурацкого сафари, то ли же необходимое для узника, чтобы тот не сошел с ума во время длительного одиночного заключения.
Авери налил себе еще чашку кофе. Он сделал несколько глотков и тут почувствовал, как странная, непреодолимая усталость ползет вверх по его ногам, словно упорный альпинист, вознамерившийся во что бы то ни стало покорить ледяной купол его мозга.
Сигарета показалась ему отвратительной. Он раздавил ее на тарелке, зевнул и встал. Он собирался сложить вещи обратно в сундук - это, во всяком случае, не даст ему уснуть.
Авери сделал два шага, еще раз зевнул и понял, что убирать вещи у него просто нет сил. Невероятная усталость захлестнула его с головой. Комната... камера... все поплыло у него перед глазами. Авери нутром почуял, что ему очень и очень повезет, если он вообще сумеет добраться до кровати.
Он-таки до нее добрался, но на последнем издыхании. Проваливаясь в гулкий темный туннель забытья, Авери, как это ни странно, понял, что вспомнил нечто важное. Но память об этом покинула его вместе с сознанием.
Авери был совершенно без сил. Выпавшие на его долю испытания вкупе с только что перенесенной простудой до дна исчерпали запас его нервных сил. И восстановить его можно было только сном.
3
Он проснулся с ощущением, что на самом деле и не просыпается вовсе, а всего лишь вновь входит в странный сон во сне. Он спросил себя: "А каков же исходный сон?" И сам себе ответил: "Прогулка по парку Кенсингтона, Лондон, работа учителя в школе, долгие, бесцельно прожитые годы". Этот сон, по крайней мере, был интересным. В нем присутствовал элемент абсурда, который даже начинал ему нравиться.
Он встал и осмотрел свою камеру. Пока он спал, кто-то убрал со стола остатки еды, упаковал вещи обратно в сундук, а сам сундук поставил под кровать. Было всего одно отличие. Его туалетные принадлежности аккуратно стояли около умывальника. Подумав, Авери решил, что умыться ему вовсе не помешает.
Воспользовавшись туалетом, Авери разделся до пояса и как следует обтерся горячей водой. А потом побрился. После этого он почувствовал, что готов ко всему. Более или менее.
Открытая им пачка сигарет по-прежнему лежала на столе. Рядом с ней появилась пепельница. Авери взял сигарету, зажег ее, затянулся. Он снова начинал думать.
Но сколько он ни размышлял, ничего нового ему в голову так и не пришло. Он чувствовал, что запутался. В конце концов Авери уселся за свою, такую разговорчивую пишущую машинку. Может, здесь ему повезет больше.
- Вопрос: Сколько времени я здесь нахожусь?
- Ответ: Без комментариев.
- Вопрос: Кто вы такие, черт возьми?
- Ответ: Без комментариев.
- Утверждение: Я думаю, вы сумасшедшие.
- Ответ: Без комментариев.
- Утверждение: Я не верю, что вы вообще существуете.
- Ответ: Без комментариев. Для вас приготовлена серия вопросов, на которые вы, как мы надеемся, дадите письменные ответы. Если вы это сделаете, то получите вознаграждение.
- Утверждение: Пошли вы к черту с вашими вопросами. Я хочу чаю. Не надо еды, только чаю.
- Ответ: Чай будет доставлен. Вы хотите сахар или молоко?
- Утверждение: И то, и другое.
Авери нервно ходил по комнате. Шутка... если это была шутка... или всего-навсего сон... в общем, она слишком затянулась. Он посмотрел на часы. Поднес их к уху. Часы, разумеется, стояли. Он совершенно потерял счет времени. Может, он провел в этой камере всего несколько часов, а может, несколько лет. Он не знал.
Авери уже приготовился задать пишущей машинке еще один вопрос из серии "Без комментариев", когда открылась ниша в стене. В ней на подносе стояли чайник, чашка, молочник и вазочка с сахаром. А еще маленькие листочки бумаги с вопросами и карандаш.
Авери отнес поднос на стол, налил себе чашку горячего чаю и начал читать вопросы. После первого же он даже скривился от отвращения. Подобные карточки он видел множество раз... Он держал в руках тест - пятьдесят вопросов и заданий на способность манипулировать числовой и словесной информацией, на пространственное мышление и распознавание образов.
Внезапно Авери стало смешно. Была какая-то высшая справедливость в том, что после стольких лет работы в школе, где он мучил детей такими же заданиями, пришел и его черед сдавать тест на коэффициент интеллектуальности.