Мы стояли в Большом зале, и к сияющему сиянию света солнц, лившемуся через высокие окна, добавлялся огонь светильников и факелов. Мои молодцы столпились вокруг меня, их красновато-коричневые клановые кожанки выглядели мрачновато рядом с зелено-синими одеяниями и даже с алыми цветами Стромбора. Их мечи и топоры взметнулись ввысь.
— Хай, Джикай ! — проревели они, отдавая мне честь.
К подножию лестницы, ведущей на тронное возвышение, где мы стояли, швырнули фигуру в изумрудно-зеленом, потерявшуюся и потонувшую в нахлынувших новых цветах. На тронном возвышении столпились Ванек, Варден, знать Дома Эвард и мои джиктары . Мы смотрели вниз на эту помятую фигурку в изумрудно-зеленом, с розовыми руками и ногами, с белым телом и пшенично-желтыми волосами.
У наших ног лежала принцесса Натема из Дома Эстеркари.
Кто-то уже успел отяготить ее цепями. Платье на ней порвалось. Васильковые глаза сделались безумными от ярости и недоумения. Она никак не могла понять случившегося, а если и могла, то отказывалась поверить.
Стоявший рядом со мной принц Варден хотел тут же броситься к ней по лестнице.
Я удержал его.
— Пусти меня к ней, Дрей Прескот!
Он поднял шпагу, всю в крови.
— Погоди, дружище.
Он глянул в мое лицо. Не знаю уж, что он там увидел, но заколебался. Один из эвардовских воинов выступил вперед и сорвал с Натемы платье. Она распростерлась у наших ног нагая. Но Натема была не из тех, кто падает духом. Она подняла на нас горящий взгляд — прекрасная, растрепанная, нагая, но гордая, надменная и требовательная.
— Я — принцесса Натема из Дома Эстеркари! Это — мой Дом!
Ванек заговорил с ней сдержанно и жестко, но со смутившей ее железной решимостью:
— Нет, девушка. Ты больше не принцесса. Потому что у тебя нет больше Знатного Дома. Ты ничем не владеешь, и сама ты — ничто. Если тебя не убьют, то надейся и молись, что какой-нибудь мужчина проявит к тебе доброту и, возможно, купит тебя. Потому что тебе не на что больше надеяться на всем Крегене.
— Я… я — принцесса! — она выдавила из себя эти слова, словно задыхаясь, стиснув руки, а ее ярко-алые губы изогнулись, выдавая бушевавшие страсти. Она подняла пристальный взгляд на нас, стоящих на тронном возвышении, — и увидела меня.
Ее глаза затуманились, и она дернулась назад в цепях, словно я спустился и ударил ее.
— Дрей Прескот! — она говорила, словно ребенок. И замотала головой. Варден дернулся, словно пришпоренный зорк .
И я заговорил с Натемой:
— Натема… возможно, тебе разрешат сохранить это имя. Но твой новый господин, как предположил принц Ванек, может дать тебе и новое, например «раст » или «вуск ». Ты была злом, тебя нисколько не волновала участь других людей, но я не нахожу в душе сил осуждать тебя за то, какой тебя сделало твое воспитание.
— Дрей Прескот! — снова прошептала она.
Как же отличались теперь обстоятельства нашей встречи! Как изменилось теперь ее положение! Окруженный кланнерами с оружием, я смотрел на Натему сверху вниз.
— Возможно, ты останешься в живых, девушка, если тебе повезет. Кто теперь захочет голую замарашку вроде тебя? Потому что у тебя нет ничего, кроме дурного нрава да несдержанного языка, и ты ничего не понимаешь в том, как сделать мужчину счастливым. Но, возможно, найдется все-таки человек, который сможет в тебе что-то увидеть, который найдет в душе силы принять тебя, поднять на ноги, прикрыть твою наготу и научить тебя сдерживать язык и нрав. Если на всем Крегене найдется такой мужчина, то наверняка он должен очень сильно любить тебя, чтобы взвалить на себя такое бремя.
До сего дня я не знаю, действительно ли Натема любила меня или, предлагая мне себя, лишь ублажала сладострастную прихоть. Но мои слова дошли до нее. Она в замешательстве посмотрела на теснившихся вокруг воинов во вражеских мундирах, на сталь их оружия, на лицо Ванека, напоминающее железную маску, а затем на собственное обнаженное тело с прижатой к белой коже тяжелой цепью — и пронзительно закричала.
Я не мог больше сдерживать принца Вардена Ванека из Дома Эвард.
Он подхватил ее на руки, гладя пышные желтые волосы и призывая кузнецов сбить с нее цепи. Что-то шептал на ухо, и ее рыдания и бурное отчаяние постепенно уменьшились, а тело расслабилось. Натема посмотрела на Вардена, а он был весьма хорош собой. Я увидел, как изогнулись ее спелые сладострастные губы.
И расслышал, что именно она сказала.
Варден таращился на нее с глупым, счастливым, обожающим и недоверчивым выражением лица.
— Я думаю, — сказала принцесса Натема, — что синее отлично подойдет к моим глазам.
Я тогда чуть не улыбнулся.
В зале возникло оживление, я увидел, как между высоких колонн главного входа покачивается величественный паланкин, медленно двигаясь к тронному возвышению. Толпа воинов отхлынула в стороны, освобождая проход. Я заметил продувного человечка с лицом хорька, одетого в мало соответствующую ему желтовато-коричневую кожанку кланнеров с заткнутым за пояс острым ножом. Он стоял у подножия тронного возвышения с настолько воинственным видом, будто именно он здесь все завоевал. Под одеждой у Ната-вора — а это был он — наблюдалось множество в высшей степени подозрительных выступов, и я подумал про себя, что когда тетя Шуша обоснуется в своем новом доме, она может хватиться некоторых избранных предметов.