- Ну, она думает, что да. Я с ней не согласна. В чем дело, Том? Тебе нехорошо?
Заходи.
Томми вошел внутрь. Бетси была здесь, и Маленькая Энн тоже – сидела с
обмотанной полотенцем головой и ела бутерброд.
- Тетя Марж, – сказал он дрожащим голосом. – Дети в городе… все меня знают.
Я не могу выступать в девчоночьем костюме! Просто не могу!
Маленькая Энн отложила бутерброд.
- Что за глупости! Это всего лишь городские! Какое тебе дело, что они думают?
- Тетя Марж, Бетси же говорит, что с ногой все нормально. Я… я не могу! –
отчаянно воскликнул Томми. – Честно, я лучше лягу и умру, чем надевать платье, парик и выступать перед всеми, кто знает меня со школы!
- А теперь послушай, Томми Зейн… – начала Марго, но Бетси ее перебила:
- Оставь, Марго, я знаю, в чем дело. Ребята из местной школы дразнили его и
пытались побить. Дети могут быть жестокими… я-то знаю! А с ногой у меня не
так уж плохо…
- Ой, Бетси, ну пожалуйста! Только в этом городе…
- Бетси, ты прекрасно знаешь, что сказал доктор, – Марго гневно повернулась к
Томми. – Как тебе не стыдно! Ты не имеешь права…
- Марго, он мальчик, – вступилась Бетси. – Мой таким же был в этом возрасте.
Теперь воюет с японцами в Тихом океане. Я справлюсь с ногой, Томми. Беги себе.
Бетси оперлась о металлическую дверь. Углы ее рта побелели, но Томми
запретил себе обращать внимание. В конце концов, ей знать лучше. Это же ее
дурацкая старая нога. Он шагнул на улицу.
- Да, – произнес низкий презрительный голос. – Беги себе, мальчишка.
Томми как в ледяную воду окунули.
- Марио?
Гимнаст стоял в полумраке возле трейлера. В городской одежде он казался
незнакомцем – чужим, враждебным, мрачным. Черные кудри были уложены в
новой стрижке, глаза под разлетающимися бровями горели.
- Марио, я…
- Я слышал, – оборвал Марио. – Пришел попросить Марго… да какая теперь
разница. Черт, я бы тебе и сахарную вату продавать не доверил! Хочешь верь, хочешь нет, я считал, что ты готов называть себя настоящим артистом. А ты всего
лишь плакса!
Томми запротестовал было, но Марио отмахнулся.
- Давай, беги… va là, va là, ragazzo… проваливай! Здесь некоторым работать
надо! Брысь, выметайся, скройся с глаз!
Томми больше не пытался оправдываться. Повесив голову, он бросился вон.
Хотелось уже не просто плакать, а провалиться под землю от стыда.
В трейлере было темно: отец проверял запоры на клетках, мать помогала Ма
Лейти с костюмами. Там должен быть сейчас и он. Томми сглотнул, борясь со
слезами. Плакса. Но слезы все равно хлынули рекой.
Слова Марио уязвили больше всего. Томми позволил Джеффу, чужаку, заставить себя устыдиться в том, кто он есть: акробат, артист, который делает, что сказано, и думает не о себе, а о деле. О каких полетах речь, если у него не
хватает духа надеть парик и пару ярдов кисеи! Глупо выглядит? Да уж не
глупее, чем пустое место в ряду или человек, не знающий номера!
С какой стати он решил, что все будут на него смотреть? Кто он такой? Еще одна
розовая юбка. А теперь Марго больше не пустит его выступать. А Марио…
Марио наверняка на него и не посмотрит.
Томми услышал первые звуки оркестра, гудящий голос Большого Джима – не
слова, просто гул из громкоговорителя. Шум, звуки, музыка, смех и детские
крики… Господи, ведь он должен быть там! Он что, совсем свихнулся? Кто
поедет на его платформе? Он пропустил парад всего раз – когда был маленьким
и болел свинкой. Ма Лейти будет в ярости, и мама тоже… Какая муха его
укусила? Ма Лейти полагается на него! А когда узнает отец… В последний раз
Томми шлепали пару лет назад, но теперь он не стал бы винить отца, если бы тот
свернул ему шею.
Как я облажался!
Дверь трейлера вздрогнула от тяжелого стука.
- Томми! Ты там?
Томми нажал на выключатель. Во рту пересохло. В безжалостном электрическом
свете снаружи стоял Марио. Выглядел он вымотанным и очень взрослым – в
золотых трико и теплом свитере.
- Томми, черт тебя подери, где ты прячешься? Маленькая Энн весь двор
оббегала! Живо выходи… pronto, presto!
- Слушай, но ты ведь сказал ей…
- Нет, это ты послушай! Пока ты сидишь здесь и жалеешь себя, Бетси сильно
наступила на больную ногу и потеряла сознание! На этот раз наверняка порвала
связки. Был бы я на три дюйма ниже, скорее сам бы влез в чертов костюм, чем
подпустил тебя к манежу! Но ты подходящего роста и знаешь номер, так что
выметайся и иди туда, где должен быть! Иначе я тебя пинками дотуда докачу!
Томми открыл рот, но Марио сгреб его за плечо и тряхнул.
- Ни слова больше!
Однако отчаянная решимость победила, и Томми выпалил:
- Марио, подожди…
Разжав пальцы, Марио холодно сказал:
- До вашего выхода двадцать минут. Что?
А потом – совсем другим тоном:
- Эй… Томми, в чем дело, малыш?
- Марио… – Томми судорожно пытался удержать себя в руках. – Я хотел
спросить кое-что… Джефф сказал… сказал…
От воспоминаний перехватывало горло. Вдруг Марио не сочтет нужным слушать?
Отделается, как и все, легкомысленным: «Какое тебе дело до того, что они
думают?»
Но Марио стоял, сунув руки в карманы свитера, и смотрел на него
встревоженными глазами.
- Ладно, ладно, малыш. Что тебя грызет? Давай, скажи мне. Что случилось?
- Он сказал… Он так себя вел, будто со мной что-то неправильно. Ну, что я…
наряжаюсь в девчоночью одежду… выступаю в роли девочки… – голос снова
сорвался. – Он так держался, будто я девочка… на свидание звал… Каким-то
смешным он был… только было не смешно…
Продолжать Томми не мог.
В темноте выражение лица Марио оставалось нечитаемым. Он молчал, и Томми, охваченный внезапной уверенностью, напрягся. Потом медленно расслабился.
- Боже милостивый, – сказал, наконец, Марио почти шепотом. – Как я не
догадался. Вот оно что! Конечно, ты же именно в том возрасте… Ладно, слушай, Том. Ты знаешь, кто такой Шекспир?
Томми, ошарашенный неожиданным вопросом, осторожно выговорил:
- В школе что-то такое проходили. Кажется, писатель. «Гамлета» вроде бы
написал…
- Верно. А еще он написал такие слова: «Нет ничего, что было бы хорошим иль
дурным – но делает его сознанье таковым». Так скажи мне, ты чувствуешь себя
девочкой, когда надеваешь этот костюм? Тебе хочется быть девочкой?
- Вот еще! – возмутился Томми. – Ты за кого меня принимаешь?
- В том и дело. Ты тот, кем себя считаешь. Если ты надеваешь женскую одежду и
не чувствуешь себя женщиной – что ж, это всего лишь одежда. Вот если бы ты
вдруг ощутил себя в ней девочкой, тогда да, можно бить тревогу. А так, какое
кому дело, что ты носишь для шоу? Все, что делает мужчина, – мужественно. Или
ты считаешь, что для того, чтобы чувствовать себя мужчиной, надо махать
кулаками и крутить пистолеты, как Том Минкс?
Томми вдруг стало за себя стыдно. И в то же время будто гора с плеч упала.
- Тебе не кажется, что я похож на девочку?
- Нисколько! – немедленно откликнулся Марио. Они шли к сверкающему огнями
трейлеру Марго, и на мрачном лице Марио вдруг заиграла улыбка. – Ragazzo, в
тебе нет ни капли женственности. Ты не выглядишь, как девочка, не ходишь, как
девочка, не летаешь, как девочка – я начинал летать с сестрой, так что знаю, о
чем говорю. Тебя в жизни никто не примет за девочку, даже в этом наряде. Ну, разве что деревенщины с трибун. Но если тебе есть до них забота, то ты занялся
не тем делом.
То же самое говорил отец, то же говорила Марго, но почему-то именно Марио
сумел до него достучаться. Томми сделал долгий дрожащий вдох. Плакать уже