последним, огни били в глаза.
Ступив на мостик, Томми почувствовал себя как в первый раз – не слишком-то
твердо – и взялся за боковую стропу. Рука Марио, крепкая и уверенная, легла на
плечо. Было холодно – и внутри, и снаружи. В свете прожекторов трапеции
выглядели другими – тонкими странными темными линиями. Анжело и Папаша
Тони на второй ловиторке тоже смотрелись по-другому, больше, чем обычно. До
сознания долетали обрывки слов:
- Впервые на арене… самый юный воздушный гимнаст, когда-либо выступавший в
цирках Америки… к Сантелли присоединился новый член труппы… Марио и
Томми Сантелли на двойной трапеции…
Когда они спустили трапецию, Марио шепнул:
- Свет глаза не слепит?
- Нет.
- Хорошо… вперед!
Внутренние часы начали отсчитывать ритм без участия сознания. Раз: четыре
ладони хлопают о перекладину. Два: долгое скольжение, высокий пик, возвращение. Три: снова пик – во вспышке незнакомых огней Томми увидел
тонкую темную линию сетки внизу. Четыре: полет в пустоте, шлепок рук Папаши
Тони об его запястья, напряжение плечевых мышц… Не видя, Томми знал, что
Марио так же попал в хватку Анжело, и тела их сейчас изгибаются с отточенным
до автоматизма сходством. Обратный кач, переворот лицом к мостику, снова
полет, секундный ужас, от которого он так никогда и не избавился – а вдруг
трапецию отнесло ветром – нахлынувшее облегчение, когда перекладина
оказывается под пальцами, равновесие, чтобы ни один край не перевесил, не
испортил полет. Стиснутые ладони. Долгий грохот барабанов, или это
собственное сердце? Ноги ощутили поверхность мостика, и Томми услышал свои
первые аплодисменты – накатывающие, нарастающие, будто шум крови в ушах.
Странно, но он не ощущал ни восторга, ни гордости, только причудливое
опустошенное облегчение. Восторг придет позже.
Он смотрел, как убирают трапецию. Позже – Томми слышал, как это обсуждали –
он будет осенять себя крестом в этом небольшом перерыве. Но не в первый раз.
На мостик ступил Папаша Тони, и Марио отцепил одиночную трапецию.
- Хорошо, – шепнул он, – ты справился. Теперь не путайся под ногами.
Томми напряженно следил за трюками, которые знал до того хорошо, что мог
увидеть их во сне. Двойное заднее сальто Марио, два с половиной сальто вперед
Папаши Тони, пассаж.
Нервно потирая запястья, Марио прошептал:
- Освободите больше места.
Передав Марио перекладину, Папаша Тони что-то тихо сказал. Томми не
разобрал слов, но уловил вопросительную интонацию. Марио кивнул. Папаша
Тони поднял руку, давая сигнал Ламбету. Обычно финальным трюком было
двойное с пируэтом – два сальто с полувинтом между ними. Номер закрывал
Папаша Тони, хотя в последнее время вместо него, бывало, выступал Марио.
Сегодня Большой Джим выкрикнул имя Марио.
- А теперь… леди и джентльмены… труднейший трюк в истории воздушного
полета… Марио Сантелли попытается исполнить тройное сальто в руки к
ловитору… Марио Сантелли!
Томми вскрикнул вслух.
Я и не знал…
Марио сошел с мостика. Лишний раз раскачавшись, направил трапецию вперед, вперед, на практически неправдоподобную высоту. Когда стропы почти
сложились, он отпустил перекладину, опрокинулся назад в невероятно быстром
кувырке, затем сделал второй – немыслимым образом выше, чем первый, третий, падение… Томми забыл, как дышать… В последнюю долю секунды Марио
выпрямился, и Томми почувствовал (с рывком, от которого стало больно глубоко
внутри), как его запястья встретились с руками Анжело. Хватка было
соскользнула, но в последний момент, когда казалось уже, что он улетит в
черную пустоту позади ловитора, укрепилась.
Собственное отрывистое дыхание звучало громче, чем крики и отдельные
аплодисменты. Марио и Анжело качались вместе, Анжело сиял.
Легко прыгнув обратно на мостик, Марио повернулся к зрителям, изящно поднял
руку и помахал, ожидая оваций. И они пришли – оглушительные, становясь все
громче и громче. Один за другим гимнасты ныряли в сеть, кувыркались с ее края
и покидали манеж, и клоуны выбежали на финал.
Томми почти забыл, что сегодня исполнилась мечта всей его жизни. Исполнилась
благодаря Марио, который нашел время и силы прийти и вбить в него здравый
смысл. Ему снова стало стыдно.
Не успела закрыться занавеска входа, как Анжело крутнулся к Марио и
сграбастал его в медвежьи объятия. Папаша Тони словно светился изнутри, лучась гордостью и счастьем. Бледный и осунувшийся, Марио начал дрожать.
Томми метнулся к стопке накидок и набросил одну ему на плечи. Марио выдавил
улыбку.
- Эй, парень, понравилось?
Едва соображая, что делает, Томми обхватил его за пояс. Руки Марио
сомкнулись у него на плечах, и Томми выдохнул:
- У тебя получилось! Ты сделал тройное сальто! Но почему ты не сказал мне…
даже не сказал, что собираешься его попробовать?
Марио засмеялся. Он почти уже снова превратился в самого себя.
- Решил, что с тебя и без того на сегодня хватит впечатлений. Ладно, ладно, давайте не будем дорогу загораживать.
Ни Анжело, ни Папаша Тони не сказали Томми и слова по поводу его первого
выхода. Но он считал вполне естественным, что все внимание и восхищение
направлены на Марио. Пока они шли к фургону, рука Марио лежала у Томми на
плече. Спустя минуту он отнял ее и спросил:
- Что это, Том?
Удивленный и слегка сконфуженный, Томми потрогал значок, прикрепленный к
изнанке топа возле шеи. Как-то автоматически, сам того не помня, он переколол
его с рубашки на сценический костюм. И только сейчас заметил. Щекам стало
горячо.
- О, это… это же значок со святым. Ты сам мне его дал.
- Будь я проклят. Наверное, он присматривает за нами обоими. Я был прав. Так и
думал, что с тобой… мне повезет.
Темные горящие глаза неотрывно смотрели на Томми. Так они стояли с минуту, и
ладонь Марио лежала у Томми на плече. Потом Марио вздохнул и улыбнулся.
- Беги, Везунчик. Твои родители наверняка хотят знать, не свернул ли ты себе
шею.
- Марио, ты волшебник! – прогудел кто-то, и Томми увидел стоящего перед
фургоном Ламбета.
За ним гомонила толпа не переодевшихся еще артистов. Все они, окружив Марио, рассыпались в поздравлениях, и Томми, не желая мешать его триумфу, ускользнул в темноту. По пути к родительскому трейлеру он услышал, как его
кто-то зовет, и остановился. Навстречу спешила Маленькая Энн в пальто поверх
костюма.
- Ты чего не сказал, что выступаешь с Сантелли? Слушай, по-моему, это была
подлая штука.
- Какая штука? Ты про что? Что я сделал?
- Не ты, Марио, – с негодованием воскликнула она. – Он что, даже не сказал тебе, что сделает это сальто и все испортит?
- Что ты несешь? – недоуменно потребовал Томми. – Вряд ли он кому-то сказал, кроме Анжело. Но он весь сезон пытался, все это знают. В чем дело?
- Теперь все так взбудоражены, что забыли, что это твой первый выход, – злобно
пояснила Маленькая Энн. – Новый гимнаст в труппе стоит небольшой шумихи.
Держу пари, он специально это сделал. Так зазнался, что ни про кого больше не
думает!
Томми взвился – пораженный, ошеломленный и лишь слегка обозлившийся.
- Господи, ты совсем без понятия? Тройное сальто, Маленькая Энн! Ты не
знаешь, что это значит? Да только два-три человека во всем мире его делали! А в
последнее время вообще никто. Разве что Барни Парриш – и тот разбился! Да
еще Джим Фортунати на Большом Шоу… а он выступает у самого Старра! И ты