считаешь, что они должны прыгать вокруг меня? Ты совсем с ума сошла!
Девушка отшатнулась, как от удара.
- Ну тогда извини, – гневно сказала она, развернулась и убежала к своему
трейлеру.
Томми шагнул следом: все же она была его лучшим другом, и он не хотел сердить
ее – но потом пожал плечами и остановился. Какая, в конце концов, разница? Он
вдруг задумался, видел ли его выступление отец.
Неделей позже цирк Ламбета закрывался на зиму. Томми выступал с Сантелли
каждый вечер и один раз появился на дневном представлении. Тройное сальто
Марио попробовал всего еще один раз. В последний день после дневного
спектакля, когда Томми помогал матери убирать в трейлере перед долгим
зимним перерывом, в дверях вдруг появился Марио. Томми бросился к нему.
- Мы уезжаем вечером сразу после представления. Вряд ли нам удастся
поговорить, вот я и решил попрощаться заранее, – помедлив, он положил руку
мальчику на плечо. – Где ты проводишь зиму?
- На зимней стоянке Ламбета где-то в Техасе. Город забыл. А что?
- Ну, на всякий случай. Может, рождественскую открытку пришлю или что. На
самом деле Папаша Тони велел спросить, – Марио, кажется, хотел добавить что-
то еще, но смешался: – Ладно, увидимся в следующем сезоне.
- Если тебя в армию не заберут. Кстати, почему ты еще не служил? У тебя
плоскостопие или что?
Лицо Марио окаменело.
- Или что. Ты задаешь слишком много дурацких вопросов.
- Эй, не сердись, – взмолился Томми.
- Хорошо, хорошо, – Марио пожал плечами. – Пойду я. А то Анжело бродит, как
раненый тигр, и волнуется, как мы доберемся до Калифорнии на таких
покрышках.
Его ладонь по-прежнему лежала у Томми на плече. Быстро тронув выпуклость, где был приколот под тканью значок, Марио что-то пробормотал по-итальянски, развернулся, взмахнул рукой и ушел.
Томми вернулся в трейлер. Бесс Зейн упаковывала в ящик сковородки и
кастрюли.
- Иди-ка помоги мне. Марио что-то хотел?
- Просто попрощался до следующего года.
Она глянула искоса.
- Наверное… – и умолкла.
- Мам, ты же знаешь итальянский?
- Когда-то знала. Немножко. Когда учишь музыку, набираешься того-сего. А
почему ты спрашиваешь?
Томми попытался вспомнить незнакомые слова.
- Tu sei… я не все услышал. Fortuna. И sventura.
- Уверен? Fortuna – это удача, везение. Sventura… ты точно разобрал? Это
проблемы, невезение. Что-то про хорошее и плохое везение, наверное. Марио это
сказал? Должно быть, какая-то пословица. Странно, что он не перевел.
- А, скорее всего он пожелал мне хорошего везения, а не плохого, – торопливо
пояснил Томми и приступил к работе.
Но на самом деле он уже сложил фразу в уме. Марио называл его Везунчиком
несколько раз. Однако сейчас он сказал: «Ты мое везение… знать бы, хорошее
или плохое».
Эти слова Томми носил внутри, как носил приколотый к изнанке воротника значок
– как талисман, сам толком не зная для чего.
Chapter 3
ГЛАВА 5
Ноябрьский ветер срывал с деревьев позднюю листву. Томми медленно
возвращался из школы. Солнце уже скрылось за горизонтом, и голые деревья
качались, как обвисшая сетка.
В маленьком доме, где Томми с мамой проводил зиму, светились окна. Отец жил
за пятнадцать миль, на территории зимней цирковой стоянки. Томми никогда не
понимал, почему мама отказывается там останавливаться.
На самом деле Том Зейн навещал семью практически каждый день, но все же
расстояние создавало странное ощущение, будто мир расколот на две части. И
эти пятнадцать миль были почему-то важны для матери. Толком не осознавая
разницы, Томми очень рано сообразил, что обсуждать это с мамой не стоит.
Гостиная пустовала, зато из кухни ползли вкусные запахи. Бросив книги в
спальне, Томми сел на кровать и принялся бесцельно ковырять пол кроссовкой.
Это была пустынная безликая комната с дешевой обстановкой, носящей на себе
следы многочисленных предыдущих жильцов. Чисто выметенный голый пол, белая тумбочка. Томми не стал привносить в комнату ничего своего, только
прикрепил несколько фотографий к ядовито-зеленым стенам. Большой
глянцевый снимок – Летающие Фортунати в цирке Старра – Марго Клейн
подарила ему два года назад. Марго знала эту семью, и внизу на снимке
красовалась подпись: «Марго от Клео, Лионеля и Джима. С любовью». Вторую
картинку Томми вырезал из журнала – это было размытое растровое
изображение человека в трико, ловящего трапецию в пируэте. Единственная
фотография, которую он смог разыскать. Фотография великого Барни Парриша, человека, выполнившего тройное сальто тридцать лет назад. Третий снимок
сделала Маленькая Энн на фотоаппарат, который ей подарили на День
рождения. Там, у подножия аппарата, стояли Марио, Анжело и он сам в рабочих
костюмах.
Уложив подбородок на руки, Томми разглядывал стену. Вот уже месяц он, надеясь войти в команду, допоздна оставался в школе играть в баскетбол.
Правда, на тренировках вокруг него реяла некая враждебность, но Томми списал
это на слишком живое воображение. Маленький рост не давал ему играть в
защите, зато он был быстр, проворен и всегда попадал в кольцо, так что
располагал всеми шансами надеяться на успех. Но сегодня днем, переодеваясь, Томми поднял голову и встретил взгляд тренера.
- Когда закончишь, зайдешь ко мне на минуту, Зейн.
- Да, сэр.
Томми быстро распутал шнурки, запихал кроссовки и форму в ящик и поспешил в
кабинет тренера.
Тренер Сеймур, невысокий, но крепкий и мускулистый, смерил Томми спокойным
нечитаемым взглядом.
- Ты хорошо играешь, Зейн, – сказал он, наконец. – Даже больше, ты, пожалуй, играешь лучше всех. Впрочем, ты, наверное, и сам заметил.
- Спасибо, сэр, – озадаченно ответил Томми. – Я слишком низкий, но я стараюсь.
- Присядь, Зейн. Как тебя зовут… Том? Послушай, Том, я составлял списки
команды и собирался занести тебя. Но обнаружил кое-что, чего раньше не знал,
– его голос вдруг зазвучал неприязненно. – Например… ты профессиональный
акробат, так?
- Кто вам сказал? – удивился Томми.
- Неважно. Твои родители работают в цирке, правильно? А ты появлялся на
арене в качестве гимнаста?
- Ну… пару раз…
- Расскажи, что ты там делаешь.
Томми опустился на жесткий стул. Смесь враждебности и любопытства во
взгляде тренера настораживала. Словно Томми сделал что-то бесчестное.
- Ну, когда проводишь в цирке каждое лето, понемногу втягиваешься.
Акробатика, параллельные брусья и все такое. А потом я заинтересовался
воздушными трапециями, ну, понимаете… и один из гимнастов меня научил. Не то
чтобы все время… иногда… если надо кого-нибудь подменить …
- Но ты выступал? Профессионально, в представлениях?
- Ну да, было, – обескуражено согласился Томми.
- Что ж, Зейн. Понимаешь ли, все школьные соревнования – любительские
мероприятия. И выставлять тебя, профессионального гимнаста, против
мальчиков, у которых нет твоих преимуществ… Короче говоря, включить тебя в
команду было бы несколько нечестно по отношению к другим.
Следующую минуту Томми чувствовал себя так, будто сиганул с мостика и
обнаружил, что сетки нет на привычном месте. Но потом самообладание, с таким
трудом обретенное на манеже, взяло верх. Он выпрямился.
- Как скажете, сэр. Вам решать.
- Мы не хотим, чтобы кто-то обладал преимуществом перед другими.
- Конечно, нет, сэр, – сухо согласился Томми.
Какие еще преимущества? Я что, в цирке в баскетбол играл?