Официант принес тарелки с яичницей и сосисками.
- Спасибо, Ронни. Хочешь еще что-нибудь, Том? Блинчики? Пончики?
- Нет, спасибо, хватит.
Помолчав минуту, Ронни спросил:
- Кого-то ждешь, Мэтт?
- Да не то чтобы. Думал повидаться с Кено, но он, наверное, снова где-то
шляется.
Ронни отошел, и Марио пояснил:
- Парень учится у меня в одном из классов.
- Они тебя все время Мэттом называют?
- Все называют. Включая большую часть родственников.
- А зачем ты имя сменил?
- Я же говорил, в семье всегда был Марио. Я что, никогда не грузил тебя нашей
семейной историей?
- Так, урывками.
Марио глянул на часы – тонкие, на плетеном ремешке – поймал взгляд Томми и
рассмеялся.
- В дороге, как все, ношу карманные. А это подарок. Мне нравится, хоть Люсия и
не любит, когда я надеваю их дома. Парень, который их мне подарил, видно, не
думал, что в мире до сих пор есть люди, которые считают наручные часы… – он
запнулся, – чем-то бабским. Ладно, я буду рассказывать, а ты ешь, пока горячее.
И Томми услышал следующее. В ранних 1890-х Марио ди Санталис и его сыновья, Тито и Рико, приехали в Америку. Были они выходцами из австрийско-
итальянского семейства акробатов и жонглеров, блистающего в европейских
цирках целое столетие. Поколесив по Америке с полудюжиной цирков, перед
Первой мировой войной они открыли собственное шоу. Сын Марио, Антонио, ставший потом Папашей Тони, женился на девушке из цирковой семьи – звали ее
Карла Фортунати. Фамилия ди Санталис звучала слишком непривычно для
американского уха, и они превратились в Братьев Сантелли. А позже, когда
Антонио освоил номера с полетами и возвращениями на новых тогда трапециях, –
в Летающих Сантелли. Когда Рико ушел на покой, Антонио начал гастролировать
со своими сыновьями, Джо и Анжело, и дочкой, Люсией.
- Мэтт Гарднер, мой отец, присоединился к труппе ловитором. Люсия тогда была
звездой номера, настоящей красавицей. Они поженились, пошли дети, и
некоторое время ей было не до полетов. Нас четверо. Лисс старшая, потом я, потом Джонни и Марк, близнецы. Отец умер, когда братья были младенцами.
Никто из нас его не помнит, даже Лисс.
- Он… разбился?
- Нет, заболел тифом на долгой стоянке в Питсбурге. После его смерти Люсия
вернулась на дорогу. До несчастного случая, – Марио резко оттолкнул остывший
кофе. – Ладно, пора ехать.
Проведя машину через городские пробки, Марио свернул на широкую дорогу, вьющуюся между незнакомых кустарников, деревьев и зеленой травы. Стало
тепло, и Томми стянул свитер. Марио усмехнулся.
- Ты подожди, пока привыкнешь. Новичкам наш климат всегда кажется теплым. А
как перезимуешь пару раз – будешь дрожать при шестидесяти.
Машину он вел опасно, резко выкручивая руль на поворотах.
Томми вдруг обнаружил, что буквально лопается от любопытства. Братья Марио
тоже воздушные гимнасты? Сколько всего людей в семье? Но покосившись на
замкнутое лицо парня, он решил повременить с расспросами.
Внезапно Марио сбавил скорость и посмотрел на Томми.
- Отец рассказывал тебе что-нибудь о Джонни?
- О ком? Нет, ничего.
- Прежде чем мы доберемся до дома, – сказал Марио, – стоит, наверное, объяснить, почему ты здесь.
Он снова перевел взгляд на дорогу.
- Лучше уж сейчас, а то чего доброго ляпнешь что-нибудь не к месту. Вот что
случилось. Знаешь, Ламбету понравился наш трюк для четверых на двойной
трапеции. Честно говоря, Везунчик, я считал тебя слишком молодым. Хотел, чтобы ты еще год побыл с нами запасным. Анжело с Папашей Тони в этом
бизнесе всех знают, они могли бы найти нам хоть дюжину людей. Но дело в том, что мы обычно не работаем с чужими. Семейная традиция. Естественно, первым
делом мы подумали о моем брате Джонни. Он ездил с нами до того, как мы
присоединились к Ламбету. Я был вторым ловитором, с Анжело, а Джонни и Лисс
летали. Хорошего вольтижера из Джонни не вышло, зато ловил он отлично. В
общем, когда он был хорош, то был очень, очень хорош. А когда был плох, то – как
в том детском стишке – был ужасен. Джонни и Папаша Тони погрызлись, и
Папаша Тони сказал ему, что он не достоин называться Сантелли. А Джонни
ответил, что и Гарднером быть не против. Сам знаешь, не тот ответ, которым
можно кого-то успокоить. И уж точно не Папашу Тони.
Томми моргнул, стараясь вообразить человека, посмевшего сказать такое
Папаше Тони. Марио, верно проследив ход его мыслей, хохотнул.
- В общем, Папаша Тони запретил ему летать. А Джонни отказался снова быть
запасным и мальчиком на побегушках, бросил номер и нашел работу на какой-то
ярмарке. По мнению Папаши Тони, ниже опускаться уже некуда. Уходя, он
проклял всех Сантелли – бывших, ныне живущих и будущих – и больше мы о нем
не слышали. Правда, время от времени он присылал Люсии открытки –
передавал, что жив-здоров и не в армии. Так вот. А осенью мы увидели в
«Билборде» заметку о Шоу Фререс и Страттона, про воздушные полеты. И
нашего Джонни посередине. Несколько недель спустя, когда нам понадобился
четвертый, Люсия предложила Джонни. И тут выступил Анжело: предупредил –
четко и ясно – что если мы возьмем Джонни, то останемся без него. Слышал бы
ты его. Ты же знаешь, какой он тихоня. Не кричал, не злился. Сидит такой, курит, засыпая ковер пеплом, и говорит: «Возьмете Джонни обратно - я уйду». И
прибавляет: «Тот парнишка, Зейн. Он, конечно, Джонни в подметки не годится, но с первой минуты, как Мэтт взял его на аппарат, работает, как следует. Не без
ошибок, зато не ждешь, что он сделает гадость ради забавы. У парня есть
уважение. Не корчит из себя остряка, не огрызается, не спорит направо и
налево». Вот и все. Папаша Тони ведет себя так, будто мы ему души продали с
телами заодно. Я, бывает, выступаю, как примадонна. Но именно Анжело держит
шоу на плаву, и я хочу, чтобы ты об этом не забывал, парень.
- Анжело такое сказал? Про меня?
Томми готов был чем угодно поклясться, что Анжело не обращал на него ни
малейшего внимания.
- Да, про тебя. Но я говорю это не для того, чтобы ты тут зазвездел. Просто
объясняю, что тебе еще учиться и учиться. И зиму будешь пахать как проклятый, если хочешь отправиться в тур вместе с нами.
- Я понимаю.
Но удивление не проходило. Значит, он нравится Анжело, раз тот замолвил за
него слово!
- И вот еще что. Джонни свое дело знал. Но потом у него появлялась какая-
нибудь дикая идея, он пробовал новые трюки, никого не предупредив, показывал
что-то на публике, ни с кем не согласовав. Ему все сходило с рук, все получалось
– удачлив он был чертовски. Но не дай бог кому-то слово против сказать. Он
никого не слушал. Не тренировался. Говорил, что и без репетиций нас всех
вместе взятых за пояс заткнет. И это была правда, черт подери! Он был
гениален! Но в семье такое отношение не прокатывает. Черную работу он не
делал… Огрызался постоянно – на Анжело, на Папашу Тони. Им, конечно, удавалось его уламывать, но он все время требовал объяснить, почему он
должен делать это, почему то… А ты сам знаешь, какой на этот счет Папаша
Тони. Да и Анжело тоже. Они говорят тебе что-то делать, ты идешь и делаешь.
Без вопросов. В дороге только так и можно. А Джонни вечно спорил – надоел до
чертиков. В общем, после того, как Джонни ушел, ладить с Анжело стало гораздо
проще. И когда Папаша Тони завел речь о том, чтобы взять его назад, Анжело
заартачился. Так что мы решили дать шанс тебе. Все равно Джонни скорее всего
послал бы нас далеко и надолго. Ну, вот и вся история.
С глубоким вздохом Марио повернул машину на подъездную дорогу, усыпанную