водолазку (непонятно было, сколько у него таких и носит ли он что-нибудь
другое) и плетеные мексиканские сандалии.
- Парень… – ожил, наконец, Марио.
- Да?
- Слушай, ты просто угодил в больное место. Прости, что я так вспылил. Это
длинная история и не очень-то красивая вдобавок. Когда-нибудь я ее тебе
расскажу. А теперь помоги мне навести тут порядок. Брось эти полотенца вон
туда, их надо в стирку.
Томми принялся возиться рядом с ним, раскладывая по разным кучкам трико, ремни, топы, полотенца и накидки. Марио выудил моток кисеи, которой они
оборачивали запястья, и перематывал его потуже.
- Том, еще кое-что. Сделаешь мне одолжение?
- Конечно, если смогу.
- Тебя будут объявлять как Томми Сантелли, ты знаешь, да? И вот, я, конечно, не
могу просить тебя лгать, но… Если я тебя куда-нибудь с собой возьму – а я могу
– можно я буду представлять тебя так, и пусть все думают, что ты мой младший
брат? Даже если я назову тебя Томми Гарднером, ты не возражай, хорошо?
- Ну… пожалуйста, – озадаченно согласился Томми.
Марио поднял голову. Теперь он снова улыбался.
- Видишь, как серьезно я воспринял слова Папаши Тони? Это он главным образом
для меня говорил, не для тебя.
- Не понимаю, – Томми совсем смешался.
- Ты не против быть моим братишкой?
- Переживу как-нибудь.
И Томми снова подумал, что с Марио никогда не знаешь, чем все обернется.
На следующее утро они принялись за работу. Начали с обычных наклонов и
упражнений на растяжку, и Томми поймал свое отражение в одном из больших
зеркал: худой, длинноногий, в слишком большой футболке и шортах. Чувство
неловкости он преодолел давно, а вот относительная скованность неприятно
удивила.
Марио – голый до пояса, в обвисших черных трико, протертых на коленях – делал
высокие махи ногами, держась за станок. Обернувшись, он усмехнулся.
- Через пару дней разработаешься. Не забывай, я всю зиму занимался, вот и
сохранил форму, – он встал на большие пальцы. – Рассказать про самое худшее, что однажды со мной произошло? Мне было что-то около пятнадцати, и я
готовился к показу в балетной школе. Очень гордился собой, потому что умел
делать всю эту чепуху: высокие прыжки, вращения, пируэты… Кстати, ты знал, что танцор учится делать пируэт так же, как гимнаст – абсолютно одинаково? И
такого высокого броска ногой, как у меня, ни у кого не было. И как-то мистер Корт
– наш учитель – смотрел на меня, смотрел да и сказал: «Беда твоя в том, Мэтт, что ты не танцор, а какой-то акробат!» Ты не представляешь, как я рыдал дома, –
Марио рассмеялся. – Самое забавное, что он понятия не имел, насколько был
прав. Он не знал, что Лисс и я из цирковой семьи, просто использовал слово, которое в его среде было оскорбительным.
Томми неловко рассмеялся.
- Когда я был маленьким, папа говорил, что самое худшее, чего можно пожелать
человеку в шоу-бизнесе, это «Пусть все твои дети будут акробатами».
Марио отпустил станок.
- Эй, давай установим сетку. Пусть все удивятся, когда придут.
Работали в молчании. Марио, сосредоточенный, полностью поглощенный делом, каждые несколько минут проверял, как Томми натягивает тросы. Закончив
проверку, он кувыркнулся на пол.
- Интересно, сколько времени? Тебе, наверное, пора в школу, а мне – бриться и
собираться на работу. У меня занятие в пол-одиннадцатого. Вернемся днем. Как
раз все соберутся.
Томми ощутил разочарование: он только сейчас понял, как соскучился по
полетам. Марио, глянув на него, пожал плечами.
- Ну ладно, давай посмотрим, чего мы стоим. Я и сам с осени наверху не был.
Карабкаясь по лестнице, Томми почувствовал, как стены принимают угрожающие
размеры, и встревоженно уставился на трапецию, пытаясь оценить амплитуду ее
движения. Ему вдруг четко представилось, как он врезается головой в одну из
этих слишком близких стен. Держась за лестницу одной рукой, Томми неуверенно
взглянул на потолок. Если сделать слишком высокий и широкий кач, то вполне
можно…
- О чем задумался? – крикнул Марио. – У тебя лестница извивается, как змея!
Томми поспешно сосредоточился, чувствуя позади вес Марио. Добравшись до
мостика, он придержал для парня лестницу. С минуту оба просто стояли на
высоте, Марио что-то насвистывал под нос. Потом он сказал: «Andiamo» – и
знаком велел Томми снять трапецию с высокого крючка. Перехватив ее пару раз, Марио остался недоволен. Хлопнул ладонями по мешочку с канифолью, снова
взялся за перекладину и сорвался в гладкую прямую аккуратную дугу. Таких он
сделал четыре – как всегда, когда начинал репетицию. Вернувшись на мостик, Марио разжал руки. Томми потянулся за трапецией, но не поймал, и та ударила
Марио по локтю. Быстро схватившись за стропы, парень рявкнул:
- Если уж собираешься ловить, то лови, а не пихай мне в лицо!
- Прости, – повинился Томми.
Но Марио уже снова взялся за перекладину и опять прыгнул. Под весом его тела
трапеция взмыла в безукоризненной дуге. Марио подтянулся, сделал аккуратный
кувырок. На обратном каче он – так плавно, что Томми не различил отдельных
движений – пропустил лодыжки над головой и некоторое время оставался в этой
петле. Затем снова кувыркнулся через перекладину, повис вниз головой и нырнул
в сетку, позволив ей высоко себя подбросить. Вернувшись к лестнице, он позвал:
- Твоя очередь.
Встав позади Томми на мостике, Марио, хмурясь, наблюдал, как мальчик берет
перекладину.
– Голову выше, напряги локти, не корчи гримасы – ты не штангист.
Томми прыгнул в пустоту. На момент ему почудилось, будто он летит прямиком в
стену. В конце кача Марио крикнул:
- Переворачивайся!
Момент, однако же, был упущен. Пытаясь переставить руки, Томми потерял
хватку.
- Отпускай! – приказал Марио, но мальчик уже инстинктивно разжал пальцы и
сгруппировался, прекрасно зная, что на одной руке висеть не стоит.
Перевернувшись, он упал на спину и спружинил от сетки.
- Что ж, по крайней мере, ты не забыл, как падать, – подытожил Марио. – Но что
случилось?
Томми хотел было объяснить про стены, однако прикусил язык.
- Не знаю, просто не удержался.
Дверь, скрипнув, открылась.
- Эй, парень, – произнес знакомый голос, – тренируешься с утра пораньше?
Томми, запутавшийся в сети, обернулся.
- Анжело! – завопил Марио и так сиганул вниз, что Томми отбросило в сторону.
Оказавшись на полу, Марио подбежал к мужчине, снимающему обувь, и они
обнялись. Потом Анжело улыбнулся Томми.
- Готовимся к началу сезона?
В городской одежде он выглядел ниже и массивнее, совсем непохожим на
самого себя. Разве что голос и улыбка остались прежними.
- Когда ты приехал? – спросил Марио.
- Около четырех утра. Ты не слышал? Люсия спустилась, сделала кофе, и мы все
это время проболтали в кухне.
- Нет, я здесь не ночевал. Заехал пораньше натянуть сетку перед работой. Как
Мексика?
- Как обычно. Было жарче, чем в аду, и никакой злости не хватало. Пыльно, воды
нет, лошадям плохо, а эти так называемые артисты больше увивались за
сеньоритами, чем занимались делом. Один проводил слишком много времени в
неправильных местах, подхватил сам-знаешь-что, и мне пришлось заменять его
до конца сезона, чтоб их всех черт побрал. Мы разошлись в Ларедо. Зато Тесса
веселилась вовсю. Защебетала по-испански так быстро, что не угнаться. Даже
корриду посмотреть захотела, но я решил, что хорошенького понемножку. Завела
себе подружку и была почетным гостем на ее первом причастии – в церкви