— А то и хуже, — сказала Люсия так тихо, что Томми не уверен был, что хоть кто-то расслышал.
— Здесь нет места мягкости, — подытожил Анжело. — Папаша был тираном, да. Потому что ему приходилось.
— Джонни… и ты, Клэй, — взяла слово Люсия. — Есть дисциплина, которая требует настоящей любви.
Она обвела взглядом большую, заполненную людьми комнату.
— Клэй, легко быть мягким и добрым. Так легко отпустить новичка развлекаться и позволять ему себя обманывать. Но чем ближе мы друг к другу, тем больше настаиваем на честности. Вот почему мы почти всегда работаем с членами семьи. И почему каждый, кто входит в номер, становится членом семьи. Как Стелла, — она с любовью посмотрела на девушку, — и… и Томми.
Глядя на Томми, Люсия улыбнулась и моргнула. Томми увидел понимание в ее глазах, заметил, как она впервые вот так соединила их имена.
Стелла. И Томми.
Она перевернула розовую ткань на своих коленях, и впервые за все эти годы Томми ощутил, что Люсия слегка смущена. Взяв иглу, она сказала:
— Мое зрение уже не для такой работы. Томми, у тебя хорошие глаза… продень, будь так добр.
Ощущая комок в горле, Томми приблизился, встал на колени и вдел в ушко иголки розовую нить.
А Люсия продолжала:
— Мы не ведем себя так с чужими, Клэй. С тобой так обращаются, потому что ты наш, и мы любим тебя. Именно это — готовность принять такую дисциплину — иногда делает чужака одним из нас. И ты это знаешь, Джонни, — добавила она, повернувшись к любимому сыну. — Вот почему Стел… или даже Томми… больше члены семьи, чем ты. А ты чужой, потому что захотел им быть!
Джонни опустил голову.
— Лу, жестоко мне такое говорить!
— Но это правда, — возразил Анжело. — Папаша учил меня, Джо и Лу так же, как учили его. Возможно, не совсем так же. Скорее всего, каждый отец обходится со своими детьми не так круто, как обходились в свое время с ним. Например, я знаю, что не собираюсь наседать на Тессу, как Люсия на Лисс. Времена действительно меняются, но некоторые вещи остаются прежними. Когда мы работали над тройным, я пытался учить Мэтта так, как учил меня Папаша. И я видел, как Мэтт учит Томми. А теперь… — он положил руку на плечо Клэя, — он дает тебе те же самые возможности. И ты должен стать на колени и поблагодарить Бога за это.
Клэй встал и посмотрел Анжело в лицо. А потом сказал все еще с ноткой непокорности.
— Ты рассказал мне все о том, как Мэтт тренирует Томми, дядя Анжело. Помнишь?
Томми, стоя на коленях перед Люсией, не смел шевельнуться. Вот паршивец… Убил бы. Хочет дать Анжело шанс высказаться перед всей семьей. Стелла с открытым ртом подалась вперед. В сторону Марио Томми и посмотреть боялся, но рука Люсии, твердая и уверенная, легла ему на плечо, даря уверенность. Она только что сказала, что я член семьи.
Тишина тянулась, казалось, вечность — будто давая всем в комнате время среагировать на слова Клэя. Потом Анжело глубоко вздохнул.
— Ты видел, как Мэтт и Томми летают, Клэй? Действительно видел? Тогда ты поймешь, что может подарить тебе дисциплина. Да, разумеется, я рассказал тебе кое-что, но это не имеет никакого отношения к тому, что я говорю теперь.
Совершенно никакого. Рано или поздно наступает момент, когда ты судишь по результату. Что касается полетов, из Мэтта и Томми вышла великолепная команда. Насчет всего остального я не знаю, Клэй, и не буду ничего говорить.
Он повернулся к камину и поворошил угли.
— Они Летающие Сантелли, они лучше, чем были в те дни, когда я летал с ними.
Это и есть семейная традиция — каждое новое поколение лучше предыдущего, и ты можешь стать еще лучше, потому что у тебя уже есть, на что опереться. Кто знает? Иногда надо судить по результатам.
Томми услышал, как Анжело выдохнул. Слова Папаши Тони, о которых рассказывал Марио: «Я не говорю, что мне это нравится, не могу сказать, что понимаю это, но…»
Это всемогущее «но». Папаша понимал, что Марио не стал из-за этого другим. И Анжело тоже собирался судить их по тому, что они значили для семьи и семейных традиций. Он, разумеется, не мог одобрить их. Но мог принять тот факт, что из-за своих предпочтений они не становятся меньше Сантелли.
Разрядила напряжение Люсия — засмеялась и воткнула иглу в ткань.
— Джо, помнишь, как я показала зрителям язык, а Папаша обернулся и заметил?