Оставив Джонни суетиться, Марио и Томми вышли в большие поднимающиеся двери. В огромной задней части здания на втором этаже одна из комнат была оборудована под офис с табличкой «Шалимар Филмз». Уолли Мейсон, режиссер, обосновался там с избранными операторами, консультантами и всеми прочими.
Джим Фортунати тоже был здесь, с кем-то разговаривал. При виде знакомого силуэта Томми решил, будто глаза играют с ним шутку.
«Анжело? Какого черта он здесь делает? — Томми нахмурился. — Продолжает за нами шпионить? За три тысячи миль от дома?»
Но Марио его опередил:
— С какой стати ты здесь оказался?
— В случае, если ты не в курсе, — сказал Анжело, — я руководитель профсоюза. Приехал следить за соблюдением ваших интересов.
— А я думал, нашим представителем будет Бродман, — заметил Томми весьма недружелюбным тоном.
— Бродман считает, что ловитор — это человек, играющий за «Доджерс». Я отстранил его за некомпетентность.
— Ну конечно! — взорвался Марио. — Ты просто не мог никому позволить…
Томми вскинул руку.
— Эй, тише!
Марио резко повернулся к Анжело спиной, навесил лучшую профессиональную улыбку и ушел здороваться с Джимом и остальными членами съемочной группы.
Когда Марио утащили на какую-то конференцию дублеров, Джим Фортунати отвел Томми в сторонку.
— Что происходит? Парень, я не хочу совать нос в чужие дела, но черт возьми, я впервые вижу такое у Сантелли. Тони никогда бы не привез сюда труппу в таком состоянии. Что не так? Я знаю, какой Марио нервный, и не могу его винить, если учесть, что проклятый трюк повис над ним как Дамоклов меч. Но Анжело? Он же всегда такой тихий… само спокойствие. Был. Что на него нашло?
Томми очень осторожно сказал:
— Как видишь, Марио и Анжело… сейчас не в лучших отношениях. Они так и не оправились после того, как Анжело ушел из номера. Но все уладится к началу работы.
Фортунати выразительно пожал плечами:
— Да уж надеюсь.
И отошел.
Ужин стал суровым испытанием. Он проходил в Гринвич-Виллидж, в известном ресторане, которым заправляла старая подруга Люсии. Марио хотел поговорить о Сюзи, но шум и болтовня свели возможность серьезного разговора на нет.
Владелица ресторана, пухлая седовласая женщина, сама некогда бывшая цирковой звездой (во что трудно было поверить при взгляде на нее), не отходила от них, особенно от Люсии, ни на шаг и расспрашивала буквально о каждом внуке и далеком кузене. Томми, сжавшийся в углу возле Марио, чувствовал на себе взгляд Анжело и боялся шелохнуться.
Боже, он что, считает, что мы начнем держаться за руки и опозорим Люсию?
Ночью его разбудили крики Марио. Томми моментально преодолел узкий проход между их кроватями. Марио сидел очень прямо и смотрел в пустоту. Томми заговорил с ним, но тот не слышал, только закрывался руками, будто в последнюю секунду перед смертельным ударом, и бормотал дрожащим голосом:
— Нет, нет, не могу…
Томми потряс его как следует, Марио моргнул и проснулся по-настоящему. В расспросах не было нужды, все эти кошмары были хорошо знакомы обоим. Но Томми опасался, что этот может быть предвестником разрушительного приступа депрессии, чего нельзя было допустить. Только не сейчас.
— Дай сигарету, Везунчик, — попросил Марио на долгом дрожащем выдохе.
Томми порылся в тумбочке и кинул ему пачку. Потом подумал, сел рядом, тоже взял сигарету, прикурил от огонька Марио и подвинул ему пепельницу.
— Пепельницу возьми. Куча народу гибнет от курения в постели.
— Мы с тобой погибнем не так, и ты прекрасно это знаешь.
В бледно-синем свете неоновой вывески за окном улыбка Марио показалась гримасой. Он затянулся, огонек вспыхнул ярче, потом потускнел.
— Мне снилось, что я на аппарате, — проговорил Марио. — Не таком, как здесь — на старом сорокафутовом аппарате, какой был у нас у Ламбета. Я делаю тройное, а кто-то снимает меня в замедленной съемке. Только камера почему-то заставляет меня двигаться в замедлении. Словно на меня направили замедляющий луч.
Было темно, и Томми чувствовал, как Марио трясет.
— И когда я почти закончил… на три оборота ушла вечность… то понял, что в ловиторке не ты и даже не Анжело. Там была Люсия, а за нее я так уцепиться не мог…
Его голос стих.
— Понятия не имею, почему это меня так напугало. Но напугало. Очень сильно.
Не зная, что сказать, Томми наклонился к нему и заключил в короткое крепкое объятие. Марио все еще вздрагивал.