Выбрать главу

— Здесь я, здесь…

Марио возился с клейкой лентой на запястье.

— Давай я, — сказал Томми. — У тебя никогда не получается затянуть как надо.

Взяв ленту, он вдруг понял, что за годы в армии чаще всего вспоминал именно это — мелкие рутинные обязанности, вроде той, чтобы перед каждым шоу уверяться, что уязвимые запястья Марио надежно защищены.

— Сожми кулаки, — сказал Томми и принялся наматывать ленту, чувствуя на себе взгляд Анжело.

Тот подошел к ним с деловитым видом.

— В общем, такая история, Мэтт, — отрывисто сказал он. — Я всю ночь сидел на телефоне с Калифорнией. Все улажено. Они сумеют сделать монтаж неудавшегося сальто в лаборатории. У нас много пленки с неудачным тройным, а я изобразил падение с растяжек на пол.

Марио открыл рот, но Анжело не дал ему спорить.

— Все готово. Утром я трижды упал на маты. Все отснято, и есть достаточно страховочных кадров. Все сделано, Мэтт, можешь больше не переживать по этому поводу.

Марио выдернул запястье из рук Томми и приготовился бушевать, но Анжело жестом заставил его молчать.

— Спорить нет смысла. Все уже снято, закончено и сложено в коробку. Больше не о чем волноваться. Все.

Глаза Марио пылали, незакрепленный конец ленты комически свисал с запястья.

— Какого дьявола, Анжело? Так завидуешь, что даже этого мне не позволяешь? Или считаешь, что я боюсь?

— Конечно, боишься, — спокойно сказал Анжело. — Ты всегда боялся каскадерской работы, а когда люди боятся, они убиваются. Я знаю об этом все, помнишь? Не дури, Мэтт. Это тебе не тест на храбрость и не соревнование. Это моя работа, и я ее сделал. А ты приступай к своей и не строй из себя примадонну.

«Упс», — подумал Томми.

Небрежный тон Анжело уязвлял почище всяких издевок. Марио побелел под слоем грима.

— Пошел ты к черту! Никакого монтажа! Парриш сделал это, я понял, как, и собираюсь проследить, чтобы все было как надо… без обмана! Прочь с дороги, Анжело! Я не боюсь и докажу это тебе раз и навсегда!

— Боже мой, Мэтт, я же сказал, все уже снято…

Марио схватился за лестницу. Анжело дернул его назад. К этому времени вокруг уже собралась небольшая толпа. Из-за спин операторов вышел Мейсон и остановился, уперев руки в бока.

— Что на этот раз, Анжело? Ваш проклятый союз испортил первый фильм про Парриша. Этот тоже собираетесь испортить?

Все еще сжимая Марио за руку, Анжело хмуро ответил:

— Этот человек не является опытным каскадером. У меня есть право запретить исполнение трюка, для которого он недостаточно компетентен.

— Боже, он лучший гимнаст… ты сам мне говорил!

— Так и есть. Лучший гимнаст. Я учил его, и я знаю, что он может, а что нет. Его наняли летать, а не дублировать падения. Это мое дело, а не его…

Марио вырвал руку и вызверился на Анжело:

— Не смей говорить, что я могу и чего не могу! Ты даже больше не в номере, ублюдок!

Глаза Анжело полыхнули гневом, но лицо сохраняло невозмутимость.

— Ты теперь в моем профсоюзе, Мэтт, и в этой профессии тебя даже любителем не назовешь. И я буду говорить, что ты можешь и что не можешь. Твое дело — полет, вот и летай.

Он повернулся к Мейсону.

— Можете позвонить в калифорнийский офис, если хотите. Ночью я провел три часа, улаживая это дело. Все решено, трюк сделают в лаборатории.

Марио взял себя в руки. Томми не решался и слова сказать, чувствуя старую мертвенную тишину, возникающую посреди его приступов ярости, тишину, возвещающую о бешеном шторме.

— Анжело, это нельзя смонтировать. Так будет неправильно!

— Что значит, нельзя? Я же сказал, все уже готово. Когда напечатают, ты сам не отличишь, парень.

— Ты не понимаешь, — проговорил Марио с тихим отчаянием. — Такое нельзя… не должно быть подделано! Ты читал сценарий? Анжело, это не просто кучка трюков… мы здесь жизнь делаем, а это был решающий момент в этой жизни, событие, которое создало его! Неужели ты не понимаешь? До этого момента все, что мы делали, было настоящим, теперь оно получило собственную жизнь. Это искусство, а не обманка… неужели ты не видишь разницы? Ты не смотрел отснятый материал? Не чувствовал дух? Это обязан быть собственный трюк Парриша, все должно быть так, как когда-то случилось, одним сплошным куском, на камеру, без всякого монтажа… Анжело, как ты не поймешь? Это искусство, не фальшивка… это будет неправильно!

По лицу Марио текли слезы, но Анжело оставался тверд как камень.

— Ты всегда знал толк в искусстве. Но я никогда не понимал ту чушь, которую ты городил. В том, чтобы убиться на камеру, нет никакого искусства. Я знаю лишь то, что я каскадер, член профсоюза, и мой долг — защищать работников на этой стоянке, а значит, и тебя. Если тебя наняли летать, ты будешь летать. Тебе за это платят.