— Ой, у тебя кровь из носа пошла…
— Знаю, черт тебя подери!
Марио впервые забылся настолько, чтобы выругаться: как все артисты, работающие преимущественно с детской аудиторией, он обычно следил за языком. Но эта оплошность даже немного обрадовала Томми — будто бы он больше не был чужаком, ребенком, о котором надо заботиться.
— Прости, Марио, это я виноват. Потерял равновесие…
— Ты начал хвататься. Я же предупреждал, — Марио вытащил из-за пояса пропитанный канифолью платок (они все носили такие, чтобы вытирать вспотевшие ладони) и прижал к лицу.
— Надо бы посоветовать тебя той леди, которая зарабатывает на жизнь борьбой с тиграми, — и он небрежно добавил: — Ты меня не сшиб, не думай. Я почувствовал, что идет кровь, и сам спрыгнул. Все, на утро достаточно. Пойду поищу льда, пока не залил тут все. Брысь.
— Может, помочь? Льда принести? — беспомощно спросил Томми.
Марио спрыгнул с сетки.
— Не надо. Надень свитер, простудишься. И не разводи трагедию — в работе всякое бывает. Или тебе уже не забавно?
Молча вытерпев сарказм, Томми натянул свитер.
— Если ты в состоянии пережить несколько тысяч падений, и я пару десятков потерплю. Зато я почти поймал твои руки.
Марио отнял от лица окровавленный платок и улыбнулся.
— Все получится. Не забудь чем-нибудь намазаться, ragazzo. Наверняка у твоей мамы есть что-нибудь от ожогов. И вот еще что… — он пошарил возле воротника.
— Иди-ка сюда.
Сняв с плечевого шва маленький металлический овал, Марио наклонился и прицепил его к воротнику рубашки Томми.
— Что это?
— Святой Михаил. Покровитель воздушных гимнастов. Носи на удачу, ладно?
Томми смущенно тронул блестящий кругляш пальцем.
— Я не католик.
— Зато я католик и собираюсь тебя ловить. Может, Святой Михаил присмотрит за тобой, чтобы не дать мне свернуть шею…
Марио вдруг улыбнулся — не обычной своей зловещей улыбкой, а робко, по-мальчишески. Снова ощупал измазанное кровью лицо.
— Пойду приложу лед, а ты не забудь смазать ожоги. Беги, Том.
И Томми пошел к трейлеру, продолжая с любопытством трогать значок. Он не знал, что будет носить этот подарок до конца жизни — не из-за веры, как Марио, а просто потому, что ассоциировал его — и потом, и сейчас — со своей первой попыткой настоящего полета. А еще из-за смутного ощущения (никогда до конца не сформулированного), что ради этой неожиданной приязни от резкого обычно Марио он готов падать хоть тысячу раз.
Первый успех пришел спустя три дня. Затем минули три недели представлений, остались позади Арканзас, Оклахома, Канзас, и однажды утром Марио позвал его наверх, когда Анжело не покинул еще ловиторку.
— Ну-ка, юный Том. Посмотрим, чему тебя научил Мэтт.
Томми застыл на мостике во внезапном приступе робости, но Марио легонько хлопнул его по плечу.
— Давай. Попробуй прыжок согнувшись — ничего сложного.
Начав раскачиваться, Томми сложился пополам, затем отпустил перекладину и полетел к Анжело. Промахнулся — и, неуклюже дернувшись, плюхнулся в сетку.
— Ха-ха! — услышал он голос Анжело. — Да ты смотришься хуже Мэтта, когда он начал пробовать тройное сальто!
Марио тоже смеялся. Томми сжал кулаки, в глазах защипало. Сильно болело колено: он слишком неправильно упал. Он начал было доказывать, что кач Анжело короче, чем у Марио, но вовремя остановился, поняв: если чего и не стоит делать, так это оправдываться.
— Прошу прощения, — он спрыгнул с сетки, стараясь не щадить ушибленное колено. — Анжело, можно попробовать еще раз?
Несколько секунд тревожной тишины — и Анжело воскликнул:
— Sicuro! Залезай.
Вот так Томми узнал, что принят. С ним работали безжалостно, тыкая носом в каждую ошибку, но спустя несколько недель, когда Томми впервые благополучно вернулся на мостик из рук ловитора, Папаша Тони окинул его жутковатым взглядом.
— Что ж, Мэтт, можешь учить его номерам Элиссы.
С того дня Томми — за исключением представлений — по-настоящему стал одним из них. Теперь он работал не только с Марио, а присоединялся к Сантелли на утренних тренировках. Он стоял с ними на мостике во время репетиций, учась подавать перекладину — ловить пустую трапецию, толкать ее вольтижеру, убирать ее с дороги возвращающегося гимнаста. Но Марио говорил: «Придержи коней».
И вот он сказал: «Мы пригласили Большого Джима зайти на этой неделе». А это означало, что Марио всерьез думает разрешить ему присоединиться к ним на представлениях. Замечтавшись, Томми очнулся, лишь когда Марио, потянувшись, хлопнул его по руке.