5. В Византии литургическая мысль как–будто бессильно стремилась преступить порог, который нельзя было нарушить. Она сделала все, чтобы внести внешнюю торжественность в совершение Евхаристии, но ограничила все это первой частью литургии. Она не решилась изменить основной принцип совершения Евхаристии одним епископом, а потому оставила незатронутым Евхаристический канон. Только новое время нарушило этот принцип, но нарушив его, оно оказалось бессильным не только обосновать идею сослужения, но и определить границы сослужения [48]. Наша практика сослужения при совершении Евхаристии остается богословски необоснованной, но тем не менее она глубоко вкоренилась в наше сознание. Говоря о сослужении в католической церкви, в которой оно очень мало развито, Рere L. Воuуer пишет, что практика древней церкви совершения Евхаристии одним епископом кажется в настоящее время мало благочестивой. Еще в большей степени она кажется неблагочестивой православным. Будем осторожны в наших суждениях. Спросим себя, как чувствовал бы себя христианин II–го или III–го века, попавший на нашу теперешнюю литургию. Быть может, наша практика ему показалась бы также мало благочестивой, как большинству из нас кажется неблагочестивой практика древней и апостольской церкви. «C'est done la forme d'Eucharistie solennelle primitive, et celle de toute l'Eglise antique, qu'une messe celebree par l'eveque, ou un autre celebrant unique qui le represents, et ou les pretres assistent simplement et communient. L'idee, si courante aujourd'hui dans le clerge, qu'une telle pratique serait insuffisamment «pieuse» n'est qu'une insulte gratuite a l'Eglise apostolique [49].
6. Так было, но значит ли это, что так и должно быть? За долгий период истории церкви в ней произошли глубокие перемены.
Многие из этих перемен объясняются разного рода посторонними влияниями, но часть из них, по крайней мере, является развитием того, что Церковь несла в себе самой с самого начала. Мы не можем на том основании, что первому поколению христиан неизвестен был Никейский и Халкидонский догматы, не принимать их. Они «имплиците» содержались в новозаветном учении и только в определенную историческую эпоху под влиянием разнообразных причин были облечены в формулы. Это верно и в области литургической. Наша литургическая жизнь постепенно обогащалась. Если не все литургические последования, то большинство из них, являются величайшими произведениями христианского гения, отдавшего себя на службу Богу для Его прославления. Мы не имеем права отказываться от них на том основании, что их не знала апостольская церковь. Она не знала их, но она несла их в себе самой. Однако, все–таки остается вопрос, все ли в нашей литургической жизни является развитием того, что содержит в себе Церковь, или наша литургическая жизнь в некоторых пунктах является не продолжением древней литургической жизни, а некоторым, более или менее, радикальным изменением ее основ? Поставим конкретно этот вопрос. Мы видели, что древняя церковь совершенно не знала идеи «сослужения» в нашем смысле. Я подчеркиваю в нашем смысле, потому что в ином смысле она вся была построена на идее сослужения. Современная идея сослужения является ли развитием того, что содержала в себе и содержит в себе Церковь, или эта идея является в известном смысле чуждой для подлинного Евхаристического сознания? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к апостольскому времени и выяснить, в каком смысле, исходя из природы Евхаристического сознания, древняя церковь признавала или отвергала сослужение.
II. Сослужение народа епископу.
48
Прот. Мальцев категорически утверждал, что «сослужащие» при совершении литургии должны произносить про себя все, что произносит прсдстоятельствующий между ними вплоть до установительных слов и епиклезиса. В такой форме идея сослужения даже в настоящее время вряд ли может найти единогласное признание. Выражает ли это мнение учение православной церкви? Дать ответ на этот вопрос очень затруднительно, т. к. в православной церкви имеется твердо установившаяся практика «сослужения», но нет учения о нем.