Интересные сообщения о латинской епископии в Трапезунде содержатся среди документов ватиканского Archivio Segreto. Речь идет об учете сумм, которые выплачивали при своем назначении латинские епископы и прелаты, получавшие доход более 100 золотых флоринов в год. Этот налог «pro communibus servitiis» шел на нужды так называемой папской «Апостольской палаты» и коллегии кардиналов и исчислялся в размере трети годовых доходов. Минимальная сумма взноса (если от него не освобождали «по бедности») составляла 33 и Уз флорина[785]. Латинский епископ в Трапезунде уплатил в 1391 г. 66 ⅔ флорина[786]. Такая же сумма была внесена и в 1406 г. Казалось бы, это немного, учитывая, что максимальные взносы (например, архиепископов Руана, Тулузы, Кельна) равнялись 10–12 тыс. флоринов[787]. И все же более адекватно сравнение с латинскими епископами Черноморья, жившими на территориях с преимущественно некатолическим населением. Епископ крупнейшей латинской колонии— Каффы в 1387–1441 гг. платил лишь 60 флоринов[788]. Епископ Чембало в 1365–1386 гг. вовсе не облагался налогом «за бедностью», а в 1448 г. внес минимальную сумму[789]. Такое же положение было у епископа Солдайи (Сурожа) в 1393 и 1432 гг.[790] И лишь — сам латинский патриарх Константинополя платил, вступая в должность, высокий налог — 1150 флоринов[791]. Это сравнение показывает, что даже в конце XIV — начале XV в., когда латинская колония в Трапезунде испытывала хронический кризис, она оставалась крупнейшей по доходности резиденцией католического епископа на Черноморье. Правда, эта доходность достигалась за счет поступлений не от широких слоев местных жителей, а лишь от иностранных купцов и поселенцев; Именно поэтому абсолютная величина дохода и представляется нам значительной.
Связи с Трапезундской империей приобрели для папства особое значение с 30-х годов XV в., когда началась подготовка к вселенскому собору, на котором предполагалось восстановить единство церквей. Вероятно, уже в 1433 г. папа обратился с предложением об унии к трапезундскому императору[792]. В Константинополь был отправлен папский легат Кристофоро Гаратони. В ходе его переговоров с Иоанном VIII Палеологом было решено созвать собор в столице Византии[793]. Описывая этот успех, Евгений IV в своих посланиях «отцам» Базельского собора[794] и своему легату на нем отметил как значительное событие согласие «возлюбленнейшего во Христе сына, трапезундского императора и его многочисленных подданных» принять участие в организации предстоящей церковной ассамблеи[795]. Императорский титул восточного правителя, преувеличенные слухи о его богатстве и могуществе способствовали утверждению цели Евгения IV: доказать противникам свою возможность созвать подлинно вселенский собор и тем самым дискредитировать оппозицию в Базеле. Но интерес папы к участию Трапезунда в унии был вызван и более глубокими причинами: в империи имелась значительная латинская колония, латинская епископия, для которых вопрос об унии не был праздным. Принятие унии Трапезундской империей открывало новые возможности для расширения миссионерской деятельности в Персии и Малой Азии. Кроме того, папа не мог не знать о значительности места трапезундской митрополии в ряду православных церквей, на это папам указывали и сами византийские императоры[796].
795
Согласие трапезундского императора выделено текстом: «et quod plus est», «et quod magis est» (CF, Epist., I, N 42, p. 31–33 (31/VIII 1434); N 45, p. 35–37 (15/XI 1434).
796
Иоанн VI Кантакузин в 1367 г. (