Весть о новом турецком захвате в Малой Азии взволновала современников. В рассказах итальянских хронистов ощущается страх перед растущим могуществом османов[965]. Венеция, принимавшая срочные меры с целью сколотить антиосманскую коалицию, направляла соответствующие письма в Венгрию, Францию, а также папе[966]. Она просила, чтобы Пий II, как и венецианские послы, обратился к французскому королю за помощью. Мы уже писали о реакции папы: событие, с одной стороны, использовалось для усиления антиосманской пропаганды, с другой — подыскивались объяснения постигшей Понт «кары Божьей». В формировании политического курса Ватикана в эти годы немалую роль играл выходец из Трапезунда Виссарион Никейский, кардинал римской церкви, истово боровшийся за организацию антитурецкого крестового похода[967]. Когда судьба всего греческого мира была решена, когда в 1470 г. пала венецианская Эвбея — Негропонт и турецкая агрессия в Средиземноморье достигла своего апогея, Виссарион, обращаясь к западному духовенству и правителям, вскрыл связь судеб Трапезунда и всей Византии. Одной из причин этой общеевропейской трагедии, считал Виссарион, была близорукость западных государств, которые надеялись, что до них дело не дойдет. В свое время Запад даже отказался помочь Византии отразить общего врага, не дал необходимых ей тогда 50 тыс. золотых (дукатов)[968]. Прозорливый дипломат и политик, Виссарион считал падение Трапезунда и других греческих земель следствием катастрофы, постигшей Константинополь. Мнение Виссариона не разделялось всей курией, но оно оказывало воздействие на формирование ее представлений.
Среди итальянских гуманистов, современников событий, пожалуй, именно Франческо Филельфо вернее других понял причины действий Мехмеда II и осознал всю величину опасности: поход против Трапезунда был предпринят, чтобы «в тылу не оставалось ничего враждебного» османам, чтобы султан освободил руки для действий в Европе[969]. Действительно, незадолго до начала похода в Малой Азии Мехмед ІІ осаждал Белград (1456), затем, в 1458–1459 гг., османы покорили большую часть Сербии и взяли Смедерево, закончили завоевание Морей (1460). Вскоре военные действия велись против Венгрии и Боснии. В этот момент Венеция попыталась поднять Венгрию и Францию на борьбу с султаном[970]. Именно Венеция особенно остро ощутила происходившее; утратив последние фактории на Черном море, она лучше и вернее других представляла масштабы опасности. Поэтому венецианский гуманист оказался в числе первых, кто реалистически оценивал обстановку и призывал к совместной борьбе против турецкого завоевания.
Но падение Трапезунда вызвало не только призыв к конкретным действиям, не нашедший тогда отклика, не только политическую реакцию, но и морализацию на эту тему. Суждения Пия II нам уже известны. Упомянутый выше Антонио Ивани заинтересовался судьбой императора Давида, который содержался в Константинополе, «лишенный свободы, но наделенный вещами и большими деньгами, по заслугам жалкий пленник. Вот пример великим мужам, — восклицал Ивани, — которые более дорожат деньгами, чем свободой или жизнью»[971]. Ивани еще не мог знать подлинной истории последнего трапезундского императора и ее финала, последовавшего в 1463 г.[972] Представления о богатстве Трапезунда и его императоров дали повод для осуждения его как причины гибели империи. В «Истории Венеции» М. Сабеллико и «Жизнеописаниях венецианских дожей» Марино Санудо высказана иная версия: «Трапезунд бы взят «скорее обманом, чем силой оружия»[973]. Версия, рассматривающая захват Константинополя и Трапезунда как одно событие, родилась, пожалуй, ранее всех других, когда империя Великих Комнинов еще существовала. В письме о падении Константинополя Якопо Лангуски, а также в письме о том же событии известного гуманиста Лауро Квирини папе Николаю V (от 15 июля 1453 г.) утверждалось, что все черноморские города, включая Трапезунд и Каффу, были завоеваны Мехмедом II сразу же после того, как он овладел византийской столицей[974]. Фактическая ошибка современников оказалась пророческой и повлияла на последующую историографию. Используя письмо Лангуски, ее привел венецианский хронист Джорджи Дельфин[975]. В XVI в. все большее развитие получает версия о том, что причиной гибели Трапезунда, как и Византии, были распри между христианами, которых следует избегать, чтобы победить османов[976].
969
970
972