— Кто из нас там будет главным: я, Готам, Крейн или Брашер? — ничего не скажешь, умел опытный политик Геймар держать удар: напросился на почётную ссылку, и глазом не моргнул. — Мы все — бароны, и в этом равны, а по должностям — я не пойму, чья выше…
— Советник, главный в Скиронаре — я! Я, король Скиронара! Что касается управления королевством в моё отсутствие, то я ещё не решил, кого назначить… Думаю я пока об этом, советник, думаю…
Потом, с участием Велеса и Гечаура, обсуждали возможности городских оружейников и кузнецов: король дотошно выяснял, какими запасами военного снаряжения обладает Раттанар, и как увеличить производство оружия и доспехов.
Здесь Василию пригодились заученные в Чернигове сведения о видах и конструкциях «шоломов и броней», и Гечаур унёс с заседания Кабинета пачку листов с набросками калантарей, юшманов, куяков и зерцал. Велес же озаботился изготовлением тегиляя — древнерусского ватника, начинённого, для пущей надёжности, обрывками кольчуг. Ничего не скажешь — поразил король своими познаниями раттанарских спецов, до глубины души поразил.
«— За два дня, сир, я сделала из Вас академика по оружейной части, а Вы мне за это — чемодан совать. Интересно, есть ли у некоторых королей совесть?»
Казармы городской стражи были удивительно схожи между собой. Не архитектурой, нет. Построенные в разное время, при разных королях, фасадами они, как раз, отличались, и очень сильно. Роднила их атмосфера запущенной безысходности, какой бывает она в комнате безнадежного больного: он ещё подаёт признаки жизни: шевелится, дышит, ест, пьёт, но уже давно бесповоротно мёртв и для себя, и для его окружения. Это понимаешь сразу, лишь только заглянешь в безжизненные глаза и больного, и ходящих за ним людей. И, заглянув, да ещё и вдохнув воздуха, пропахшего смертью, тут же стремишься убежать куда-нибудь в лес, в поле, в кабак: туда, где всё движется и кипит от избытка бурлящей жизни, а не жалко коптит и тлеет в ожидании обленившейся смерти.
Король брезгливо кривился и только скрипел зубами при виде зданий, пропитанных духовной людской немочью. Вид выходящих из них солдат тоже не радовал Василия. Неряшливые, расхлябанные, немытые, с обрюзгшими от долгого сна или долгого пьянства лицами — король ещё ни разу не встречал в Соргоне человеческого убожества в таком изобилии. Солдаты выползали на зов рассерженного Вустера из дверей казарм, и нехотя строились на плацу, равнодушно глядя себе под ноги. До чего же этот марш обречённых не походил на победное шествие войск, совсем недавно — шесть дней назад — виденное королём в Скиронаре!
— Как вы находите городскую стражу, граф?
— Мне кажется, что Рустак пережал с презрением к этим людям, сир. Не умея отличить правых от виноватых, он наказал недоверием всех. Похоже, бедолаги не ждут от нас ничего, кроме расправы… Эх, вот и доверяй солдат судейским!
— За что нам с ними расправляться!?
— За смерть короля, за предателей-командиров, за нападение на город… Да за что угодно! Им твердили, что они ненадёжны, они и верят теперь в свою ненадёжность… Если уж баронов вешают, чего же ждать им?
— Разве не вы первым заговорили о ненадёжности городской стражи — после бегства арестованных вами подстрекателей бунта в Храмах? Не вы ли настаивали на осторожности в отношениях с городскими стражами?
— Я, сир. Но осторожность по отношению к человеку не означает, что он обязательно должен быть арестован без доказательства его вины. Это уже не осторожность, сир, это — страх… Надо бы нам за Джаллоном послать: среди солдат, наверняка, есть его люди…
— Ну, так, посылайте, Паджеро! Я хочу скорее прекратить этот балаган: вид понурой солдатской толпы слишком сильно напоминает мне о методах Разрушителя. Вроде бы, мы — ничем его не лучше…
Закончилась долгая возня с построением, и король, спешившись, вышел перед строем.
— Солдаты! — заговорил он. — Вот перед вами Знамя Раттанара, перед вами Медведь, ставший на защиту родной земли от безликих завоевателей и примкнувших к ним предателей из разных сословий соргонских королевств. Долг каждого из нас, способных крепко держать в руке меч, выйти на битву с врагами Соргона, выйти и — победить! Я пришёл звать вас на бой…
— Как на убой гнать, — прервали короля, — так мы теперь хороши стали, годимся, а как нормальную жизнь солдату дать, так — на-ка, служивый, выкуси…
— в сторону короля вытянулась рука со смачно сложенным кукишем. — Да что с тобой говорить, одно слово: Василий-вешатель…
«— Так вот Вы какой, сир! Народ просто так прозвищ не даёт… А я-то, дура, нашла, с кем связываться…»
— Обесчестили нас перед народом, оболгали, — не унимались солдаты. — Без вины заточили в казарме, словно злодеев с большой дороги! К ответу виновных и оскорбителей наших!
И без того едва заметный, порядок в строю совершенно развалился, и двинулась на короля разгневанная солдатская масса. Поползли из ножен мечи, и шагнули навстречу друг другу две силы, убеждённые в своей правоте — стражи городские и стражи дворцовые. И быть бы здесь кровавой свалке, если бы не дерзость короля.
— А это ты видал? — сунул он в толпу ответную дулю. — Что, мало? Так на тебе ещё, — добавил он дулю со второй руки. — Может, сверху маком посыпать? С маком, оно вернее будет Прямо, по-королевски получится…
Кто-то не выдержал, рассмеялся, мысленно присыпав маком нехитрую комбинацию из трёх пальцев. Засмеялись и другие. Оно и понятно: глупо пытаться напугать того, кто тебя не боится. Король воспользовался сменой настроения толпы и, как ни в чем, ни бывало, продолжил прерванную речь:
— Солдаты! Слушайте сюда дальше! Во-первых, я не стану ни виниться перед вами, ни наказывать виновных за ваше недолгое заточение. Вы заслужили наказание своими прошлыми проступками, прошлой своей службой. Я имею в виду обирание пьяных и поборы с въезжающих в город. Вы занимались этим не все, я хочу верить, что многие из вас служили честно. Но и они, своим молчанием, тоже помогали процветанию продажности среди городских стражей. Про ваших офицеров я и говорить не буду: если бы вас не посадили под замок, то, по их приказу, вы натворили бы кое-чего похуже вымогательства. Не зря же они сбежали после нападения Масок на Раттанар. Второе: в моём мире принято за мелкие преступления наказывать пятнадцатью сутками лишения свободы. Вы свои уже отсидели, пора возвращаться к службе. Теперь, что касается вашей поруганной чести: я даю вам возможность счистить с неё все пятна, и большие, и малые, самым лёгким и самым опасным способом — на поле боя. И последнее: у вас есть время до утра, чтобы привести себя и свою казарму в соответствие с уставом. Предупреждаю: если завтра на прощании с королём Фирсоффом что-то у вас будет не так, вот тогда вы точно попомните Василия-вешателя…
Подобным же образом развивались события и у других казарм, только уже без угрозы для жизни короля, и без его жестоких обещаний: подоспевший Джаллон постарался распространить слух о проделке Василия по всем казармам ещё до приезда туда монарха, и солдаты слушали короля, не проявляя враждебности.
Завершилась поездка по казармам в Северном районе. Король, под конец своей речи, объявил там своё решение о слиянии всех отрядов городской стражи в одну воинскую часть — Раттанарский городской полк, а, заодно, назвал и его командира: полковника Паджеро, графа Бахарденского.
Но последнее слово всё равно осталось не за королём:
«— Надо было Вам, сир, объясняться с ними по матери — легче бы договорились, и не пришлось бы пошлые дули вертеть…»
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
В дом Тетуана Василий попал уже глухой ночью. В зале, в креслах у камина, он нашёл дремлющих Рустака и хозяина: уморились, короля ожидаючи. Сторожили пленника бдительно — в глазах у стражи король не заметил ни тени сна, сам же готов был заснуть хоть сидя, хоть стоя, даже во время ходьбы.