— Требовать объяснений от них могу только я, как их сюзерен. Вы не хотите, Старейший, немного изменить тон в разговоре с моими подданными? — разозлился король. — И на каком основании вы называете меня посторонним в моём собственном королевстве? Насколько мне известно, дом министра Бренна всё ещё находится в Раттанаре. Кстати, как ваше имя?
— Старейший Гарут, — поспешил с представлениями Эрин. — Его Величество король Василий Раттанарский.
— Простите, Ваше Величество, я не ожидал Вас увидеть, и потому не узнал…
— Ладно, Старейший, проехали… У меня мало времени, поэтому, коротко, расскажите, что творится в других королевствах.
— У меня нет точной информации: все гномьи общины укрылись в подземных убежищах. Резня, наверное, усобица… Мы запретили гномам появляться на поверхности.
— Как мне связаться с общинами? Скажите, как мне их вызвать с помощью моего Камня?
— Никак, Ваше Величество… Общины можно вызвать только из Железной Горы. Мы не смогли установить связь между общинами.
«— Сир, я смогу, я знаю — как. Пусть только скажет формулы вызова…»
— Скажите мне формулы вызова, я сам установлю с ними связь.
— Формулы вызова имеют право знать только Старейшие…
— Ну, и какая мне польза от союза с Железной Горой? Что вы можете мне предложить, кроме войны за ваши интересы? Значит так, Старейший Гарут: никакого союза с Железной Горой я не заключу, пока не получу формул вызова и к ним ещё двенадцать Камней для раздачи моим разведчикам. И обязательно Камень для сэра Эрина взамен отданного мне.
— Но Старейший Блафф уже выехал для подписания договора…
— Я свои условия назвал…
«— Торг здесь неуместен. Верно, сир?»
«— Верно, Капа, верно. Не на базаре… Да и мы ведь не пучок редиски продаём…»
— …Что касается общин, то я намерен установить с ними связь в любом случае, и пусть они сами решают: отсиживаться в убежищах или сражаться рядом с нами. Если все гномы похожи на сэра Эрина и министра Бренна, то я уже знаю, что они решат. А вы, Старейший, знаете?
Когда Василий вышел, Эрин сказал:
— Старейший Гарут, вы обманули короля. Об этом знаю я, знает Бренн, и, что самое для вас плохое, знает король. Ваш возраст защищает вас от вызова на поединок, но я буду бороться с вами другим способом… Вряд ли вы надолго задержитесь в Совете Старейших, или я буду не Эрин…
— Бабушка, ты не сердишься, что я выхожу замуж?
— Ну, что ты, Сальва! Мне просто немного не по себе из-за того, что не соблюдён траур. Но король прав: война многие обычаи делает лишними. И жрица Апсала его поддержала, а уж она-то лучше короля знает, какие из наших обычаев сейчас можно не соблюдать, а какие нарушать нельзя… Знаешь, никогда не думала, что буду чувствовать себя обязанной кому-либо из королей, но этому иномирцу я, Сальва, благодарна за решение по жалобе Тимона. Сразу видно, что король — человек неглупый, и не любит склочников. Он бы понравился моему Лонтиру, останься тот жив. Что ж, дом Лонтиров будет служить Короне верой и правдой, уж я об этом позабочусь… Нет, Сальва, твоё замужество меня не огорчает. Конечно, мне не такой бы хотелось свадьбы для тебя, дорогая: сегодняшние похороны украли радость у завтрашней церемонии. Но я желаю вам счастья: тебе и твоему лейтенанту, и буду молить всех наших богов, чтобы не стало оно по военному коротким. Не хмурься, девочка, и не бойся: Яктук смел, а смелых даже война щадит…
— Хочешь, мы будем жить в твоём доме?
— Это же и твой дом, Сальва. Твои комнаты будут всегда ждать тебя и твоего мужа. Хватит места и для ваших детей, сколько бы их не было… А для Саланы я приготовила комнату рядом с моей. Бедная девочка: потерять мать в таком возрасте…
— Подумаешь: я была ещё меньше, когда погибли отец с матерью, а вот какая выросла, — Сальва, кружась, прошлась по комнате. — Ты, и Салану такой же красавицей вырастишь. Воспитывать детей — твоё призвание, бабушка…
— Скромности бы тебе, где занять… Будущей баронессе, Сальва, скромность была бы совсем не лишней.
— Да, бабушка, завтра я стану баронессой… И снова буду выше Огасты по положению. Надо же: Огаста — дворянка, завтра станет ею, и будет носить герб мужа… Сэр Тахат, подумать только… Дворянин-переписчик… Переписчик-дворянин…
— Зависть, Сальва, не делает тебе чести.
— Это не зависть, бабушка. Это — удивление. Моя жизнь совсем недавно шла неторопливой, величавой поступью, и вдруг… Вдруг понеслась, как взбесившаяся лошадь, смешав воедино и горе, и радости, и у меня идёт кругом голова, и я не знаю, что делать хорошо, а что — плохо… И одну я вижу опору в этом круговороте — руку Яктука, и мне хочется держаться за неё, и не выпускать: вцепиться в неё изо всех сил, и держать, держать, держать… Только это… И чтобы ты тоже была рядом. Я не хочу потерять тебя, как потеряла дедушку. Ты ведь не оставишь меня, правда? Пообещай, что не оставишь меня никогда-никогда…
— Ты всё ещё глупышка, Сальва, дитя моё неразумное. Ну, как же я оставлю тебя? Мне правнуков понянчить охота. И увидеть желаю, каким он будет, следующий барон Лонтир…
— А если родится драчливым, как все Яктуки?
— Лишь бы не дураком вроде Тимона. А драчливость… Вот это было зажато в кулаке Лонтира, — дама Сайда открыла стоящую перед ней шкатулку и вынула из неё завёрнутый в носовой платок обломок стрелы: часть древка с наконечником. — Я взяла, когда обмывала… Твой дед держал его, как держал бы кинжал, если бы носил…
— Значит, Паджеро сказал правду: дед погиб, сражаясь…
— Зачем ему обманывать, Сальва? Он — человек чести… Даже из жалости или сочувствия к нам, он не стал бы говорить неправду. Один из немногих простолюдинов, достойных дворянства…
— А Тахат? А Довер?
— Довер по крови — из хорошего баронского рода, это что-нибудь да значит. А Тахат подстать Паджеро: такой же удалец… Король знает, кому раздавать гербы, пусть и руками своего гнома… Что мы ещё забыли сделать к свадьбе, дорогая?
Храм Матушки был первым соргонским храмом, который посетил король. До этого был недосуг, да и потребности особой Василий не видел в воздаянии местным богам. Как-никак, а был он крещён в православной церкви, и места для соргонских божеств в его не очень религиозной душе как-то совсем не находилось. Но скорая свадьба, затеянная королём перед походом, требовала присутствия Василия на брачной церемонии. К тому же, он был сватом Яктука, а, значит, не только зрителем, но и действующим лицом.
Внутреннее убранство храма поражало своей простотой, и в то же время скромным богатством, как поражают нас изысканные наряды мастеров-модельеров, видимой простоте которых не сразу-то и цену определишь. Расписанные яркими красками стены, потолок, колонны — лишь оконных проемов не коснулись кисти художников. Но никаких излишеств, вроде вычурной позолоты или россыпей драгоценных камней. Только яркие краски везде, куда ни направишь взгляд.
Судя по росписи храма, Матушка была мастерицей на все руки. Рукоделие, лечение больных, обработка земли, скотоводство, садовые и огородные растения, домашний очаг, кулинария — каких только даров не получил от неё род людской. И всё это от доброты, от снисходительной расположенности к неуравновешенному и трудно предсказуемому существу по имени человек.
Король снова почувствовал себя туристом и потому с интересом вертел головой, разглядывая сценки из жизни богини. Гид у Василия был собственный, индивидуального, как говорится, пользования, и каждый поворот головы короля сопровождался неизменным Капиным: «— А теперь посмотрите направо, сир» или «— А теперь посмотрите налево». С тех давних пор, когда зародилась у людей речь, женщина так и пребывает в восторженном состоянии от волшебной силы, сокрытой где-то внутри каждого оброненного ею слова. И потому неустанно нанизывает словесные бусины на нить внимания первого попавшегося слушателя, благодарного или же нет. Вот и Капа поспешила отвести душу за все те минуты своего молчания, когда король Василий думал, спал или вёл умные разговоры, но, к сожалению, не с ней.