– Где наши ноги захотят, там и остановимся.
– Мне страшно заявлять, не хватает духу идти в участок.
Он замолк, внезапно вышел, и из-за двери послышался его всхлип.
– Все боятся, – вздохнула Игнасия.
– Чего?
– Жандармы будут убивать и жечь из-за тебя.
– А, болтовня!..
– Ты изменился. Раньше ты был не такой. Ты Теперь другой человек. Даже я тебя не узнаю.
Обида, как плохой керосин, коптила в темной комнате.
– Давай вызволим его лошадей, Игнасия.
– Да ведь они у жандармов.
– Не бойся. Слушай. У меня мало времени. Ты пойдешь к Монтенегро. Постучишься и скажешь ему: «Мой муж приехал в Янакочу с четырьмя вооруженными всадниками».
– Ай, господи Иисусе!
– «Мой муж приехал с отчаянными людьми, и я испугалась». Так ему и скажешь: «Чакон думает напасть на усадьбу, чтобы отомстить за лошадей Теодоро. Отпусти их, чтобы ничего не случилось». Поговори так с судьей.
– А если он меня еще что-нибудь спросит?
– Плачь. Спустись в Янауанку завтра пораньше, – сказал Чакон, исчезая.
Игнасия провела ночь, ворочаясь на овчине, но в шесть утра с покрасневшими глазами спустилась в Янауанку и, склонив голову, перешла через площадь. Тень жандарма преграждала ей путы Трепеща, Игнасия сняла сомбреро, но жандарм, которому Мерещилась лишь водка, этого не заметил. Игнасия пошла дальше, но, увидев за полквартала большой особняк в три этажа, чьи розовые стены, голубые двери и зеленая крыша царили над любым пейзажем, заколебалась и отступила. Как пьяная, бродила она по городу до полудня и лишь в двенадцать предстала перед охраняемым подъездом.
– Проходи, дорогая, проходи, – сказал судья Монтенегро, поправляя шляпу. – Что это такое мне рассказывает Куцый?
– Чистейшую правду, сеньор судья. Мой муж шатается по всей провинции с неизвестными. Убить тебя хотят, для того и пришли.
Судья Монтенегро только что позавтракал большой чашкой шоколада, и сейчас она наконец оказала должное действие на его печень – он позеленел.
– Я знал, что твой муж пришел с вооруженными людьми, – сказал судья, – и не нуждался в твоем предупреждении. Ну да все равно. Зато теперь я знаю, что ты женщина порядочная. Ты хорошо сделала, что меня предупредила. Если бы ты всегда так поступала, можно было бы избежать несчастий.
– Я хочу, чтобы у моих детей был отец, судья.
– А что собирается сделать твой муж?
– Убить тебя и разграбить твою усадьбу, если не отпустят коней его брата. Лучше бы отпустить их, судья. Мне страшно.
– Чего тебе страшно, женщина? Ты не виновна, я тебя защищаю как власть.
– За детей страшно, судья.
– Надо держаться закона, Игнасия. Если бы все эти лицемеры были, как ты! Знай: кто хорошо поступает, тем воздается сторицей. Чтобы это доказать, я отпущу лошадей.
– Эти люди пойдут на убийство. Отпусти, сеньор.
– Ради тебя отпущу. Заметь, не из-за страха перед твоим мужем. Я не собираюсь изменять своему обычаю или отступать от справедливости ради четырех дурней. – И он повысил голос: – Пепита, Пепита!
Донья Пепита, подслушивавшая за полуоткрытой дверью, вошла в залу, зеленоватая, как и он, от шоколада.
– Пепита, дорогая, спустись, переговори с секретарем, пусть от моего имени пойдет в участок, чтобы отпустили тех лошадей. Этот бедняга не виноват, что он родственник бандита. Сколько там лошадей, Игнасия?
– Девять, сеньор.
– Этот Теодоро богач. Девять лошадей! Ладно, ступай, дорогуша, пока.
– Спасибо, сеньор.
– Куда, говоришь, пошел твой муж?
– Где ему быть, сеньор? Этот человек позабыл собственный дом.
Черный костюм оттенил желтизну его зубов.
– Наверное, он там, где его любовницы. Говорят, твой муж… весьма…
– Да что вы, сеньор!
– Ладно, если что, сообщай. Тебе ничего не будет. Власти за тебя.
И в сердце судьи Монтенегро расцвела нежность к детям Совы.
Здесь мнения историков расходятся. Некоторые летописцы утверждают, что судья спросил у Игнасии, сколько у нее детей и как их зовут. Другие заверяют, что судья просто вынул бумажку в десять солей и вручил ее пораженной гостье.
– Купи-ка своим детям конфеток, Игнасия.
Отец детей, столь нежно взысканных высокой инстанцией, спешился в скалистом проходе меж отвесных скал.
– Это место называется Эрбабуэнараграк, – сказал Чакон, сияя глазами. – По обе стороны горы. В субботу он обязательно проедет здесь в Уараутамбо.
– Обязательно?
– Другого прохода нет.
Тощий ласкал брюхо винчестера.
– Здесь останется его кровь.
– Спрячем лошадей и подождем. Закуски и питья полно. Я пройду вперед и предупрежу, брошу камешек. Как бы не продырявить невинных.