Потом улыбнулся и добавил:
— Просто у кого-то она есть, например у тебя, а у кого-то нет, то есть у меня. Но когда-нибудь обязательно будет! Просто Бог меня еще не нашел, а потом обязательно найдет, я же заслужил, да?
Я немного не понял и засомневался:
— А как же говорят, что Бог — это любовь?
Монах расхохотался и хлопнул меня по плечу:
— Дурачок, любовь — это и есть свобода!
Мы частенько удирали в больничный сад таскать зеленые яблоки — «тыблочки» (побег из детдома считался делом почетным, и друзья беглеца старались покрывать его как можно дольше). Край рубашки подсовывался под ремень, а трофеи складывались за пазуху так, что добытчики превращались в беременных.
Мы сидели на дереве, и я спросил после долгого молчания:
— А ты что, правда, после шестнадцати хочешь или в тюрьму, или в монастырь?
Монах кивнул и отшвырнул огрызок.
— Жизнь такая.
— Ну жизнь такая, да, но есть же что-то и кроме реальной жизни! Можно что-то придумать, например! Ты же когда один, например, не о тюрьме же мечтаешь! — Я приподнялся и развел руками: — Вот у меня есть мечта. Ну, в общем, мечтаю стать писателем, и мама… — тут пришлось закашляться, словно подавившись яблоком, не хотелось при Монахе говорить о родителях, — ну меня поддерживает, и папа тоже, он даже отправил один мой рассказ в газету, его напечатали.
Монах презрительно фыркнул, и я сделал то же самое.
— Только это же мечты все. Я же не маленький и все понимаю. Никогда мне не стать писателем. Блат нужен, связи нужны, особенно в Москве, а у нас нет ничего. И еще — даже если там что-то выгорит, то бабок не будет. У нас вот есть знакомый, дядя Гриша, он типа поэт, так он вообще нищий. Я так не хочу.
— «В наше время хорошие деньги могут заработать или юристы, или экономисты», — цитата сестры пришлась очень кстати. — Экономика мне не нравится, математику не люблю, так что придется идти в юристы. Жизнь такая. Те же четыре стены, как у тебя, и никуда не убежишь… Но мечта-то у меня есть, писательская! А у тебя какая?
У Монаха было хорошее настроение, потому что ярко светило солнце, а тыблочки были безумно вкусными, особенно если их посолить солью из спичечного коробка. Поэтому он повернулся и ответил:
— Есть мечта. Дельфинов дрессировать. Они клевые.
Я открыл рот.
— И мне вообще неважно, будут ли мне за это платить, я забесплатно готов все делать…
Он запнулся.
— Только я точно знаю, что никогда этого не будет. Так, помечтать, посмеяться. Где дельфины, а где я — в четырех стенах. И навсегда тут и останусь…
Я замахал руками так, что чуть не свалился с ветки.
— Погоди-погоди, у тебя мечта куда реальнее моей! В восемнадцать лет выйдешь из детдома и можешь сесть не в тюрьму, а на поезд к Черному морю, например в Сочи. Там есть дельфинарий, я знаю! Можно попробовать устроиться уборщиком, ухаживать за дельфинами, кормить их. Потом тебя повысят, станешь помощником дрессировщика, а еще потом и самим дрессировщиком. Видишь, это вообще реально! Билет на поезд стоит не таких уж и больших денег, рублей двести, это можно накопить, или даже я тебе помогу их раздобыть. Да и вообще можно даже зайцем доехать!
— Как ты сказал? дельфинарий? — переспросил Монах.
— Ну да, такой зоопарк, только для дельфинов, они там живут, отдыхают, плавают. Сам не был, папа рассказывал.
Монах задумался, а я с жаром добавил:
— Ты же сам говорил, что Бог — это свобода! Значит, ты как свободный человек можешь поехать в Сочи к дельфинам!
— Могу поехать, а могу и не поехать, — покачал головой Монах. — Боюсь я иногда этой свободы. Как там будет… А тут все ж понятно, в четырех стенах-то. В 7.00 подъем, в 22.30 отбой, за нарушение режима — на крытку.
— Ну а сам Бог-то чего хочет? Чтобы ты поехал дельфинов дрессировать? Это же он тебе так подсказал? Мечта-то хорошая, светлая!
Монах почесал подбородок.
— Наверное. Про дельфинов мне как раз брат Антоний рассказывал. Он до Чечни в морской пехоте служил и в море видел, как они прыгают, говорит, очень хорошие. Добрые. — Его веснушчатое лицо расплылось в широкой мечтательной улыбке. — Даже знаешь, что рассказывал? Что раньше человек и дельфин были братьями, но потом из-за этой же проклятой свободы человек выбрал черную дорогу и стал злым, научился воровать, убивать, воевать, ну и все такое. А дельфин так и остался добрым. Поэтому они такие веселые, счастливые, у них нет никаких четырех стен, они только плавают в море, веселятся… Вот кем было бы здорово стать — дельфином. Но такого, ясен пень, в обычной жизни не бывает, — Монах усмехнулся, — вот я и придумал, что для счастья надо с ними дружить. Вот чего хочет Бог, чтобы я был счастливым. И ты тоже, и брат Антоний, и Леха Лысый, и воспитатели, и старшаки, и все-все-все.