- Чего вытворяет! - похвалил Аверя. - Вот девка! Ты, поди, и Дунаец не переплывешь? А тут метров десять, не больше.
- Зато я могу шить и пою красиво, и отец с матерью относятся ко мне хорошо...
- Смотри, смотри!.. - Аверя мотнул головой на канал.
Фима вынырнула, снова погрузилась по веревке, и опять вверху заклокотала вода.
Вот Фима выплыла с огромным колом, выставив его острием вперед, и поплыла к берегу.
Аким с Власом бешено зааплодировали. Алка скривила губы и отвернулась:
- Как мальчишка.
- А это плохо? - Аверя посмотрел на ее округлую румяную щеку с черной щеточкой тугих ресниц.
- А чего ж хорошего?
- Зато она бесшабашная и ничего не боится.
- Не бояться должен мальчишка. А женщине это ни к чему. Ей не ходить с рогатиной на медведя.
- А теперича и мужчины не ходят на медведя с рогатиной...
- Аверчик, не говори, пожалуйста, "теперича" и "трошки".
- Почему? Мой батя так говорит и братан.
- А ты не говори. Не нужно. Это не очень культурно - так говорить.
Кинув руки на край берега, укрепленного от оползней и размыва кольями и досками, Фима подтянулась, закинула коленку на доски, вышла на берег и похлопала себя по животу:
- Ох, какая водичка!
Враскос прорезанные глаза ее на черном от загара лице казались почти прозрачными. Они смеялись и разбрызгивали вокруг веселье и радость.
Аверю немного заело, что она подошла не к нему, а села возле Акима, обхватив руками колени, и о чем-то заговорила с ним. Аверя плохо слышал, о чем они говорили, кажется, о каком-то фантастическом романе, потому что то и дело с их стороны доносился смех и такие словечки, как "астронавт", "кольцо Сатурна", "космическая пыль"...
Чем больше слушал он эти серьезные разговоры и этот смех, тем сильней портилось у него настроение.
А день был погож. По каналу туда-сюда сновали лодки, на моторах и без, грузные каюки и большие весельные магуны. Бородатый дед Абрам, Селькин дядя, транспортировал на канате за моторкой два сосновых бревна лес тут на вес золота; две женщины везли в лодке кирпич и мотки еще не окрашенных белых капроновых сетей - наверно, из сетестроительного цеха, который помещался возле конторы рыбоколхоза; потом проследовала бабка Назаровна в утлой однопырке, с верхом нагруженной зеленым камышом для скота...
- Отнесешь колья домой! - приказал Аверя Власу, толстому, с добродушными губами.
Неподалеку затрещал мотор, и Аверя увидел брата. Он шел на большой лодке.
- Куда? - завопил Аверя. - На остров?
Брат, сидевший с папироской в зубах у руля, закивал. На островах находились основные огороды шарановцев, и целый день туда и оттуда бегали лодки.
- Ребята, на косочку! - бросил клич Аверя. - За мной!
- А я? - растерянно спросил Влас, видя, как все ребята изготовились броситься в воду.
- Отнесешь домой колья и притащишь нашу одежду на косочку... За мной!
И прыгнул в Дунаец.
За ним сиганула Фима, неохотно плюхнулись Селя с Акимом.
- Нас возьми! До косочки! - орал Аверя, переходя на быстроходный кроль. Он и не обернулся в сторону Власа, потому что был уверен, что тот все исполнит в точности.
Ругаясь, Федот приглушил мотор и в сердцах бросил недокуренную папироску. Он был горяч и прославился по городу тем, что с месяц назад порубал все иконы жениных стариков. Он был механиком на передовом колхозном сейнере "Щука", слыл за весельчака и острослова. Как-то встретил его на базаре директор средней школы и при нескольких членах команды пожурил: ай-яй-яй как получается - в клубе читают антирелигиозные лекции, деликатно разъясняя рыбакам, что бога нет, что мир сотворен не им и все это вранье и поповский дурман, а он, Федот, вроде сознательный, видный в городе человек, живет в доме, где полным-полно зловредных икон, учительница, заходившая к ним, видела...