Они ушли, а Фима так и осталась стоять возле развалистой вербы. Что ж это получается - то крыл его последними словами, то раков для него ловит, роется в иле... И зачем это еще она, Фима, тому потребовалась? Даже купаться расхотелось Фиме. Она оделась и быстро пошла к дому.
Глава 5
БЕЗРЫБЬЕ
Лев забрался в палатку.
- Влезай, не стесняйся, - донеслось изнутри.
Аверя просунул голову, влез и присел на корточки. У стенки на надувном матрасе в одних трусах посапывал Аркадий; другой матрас, очевидно Льва, пустовал; на ящичке стоял приемничек в кожаном футляре с ремешком, однажды на пляже Аверя уже слушал музыку. Тут же лежал рюкзак и валялись ласты с маской и трубкой.
- В этой - мы, в той - женское общежитие. - Лев хлопнул по пустому матрасу, приглашая Аверю присесть.
Аверя присел и зевнул от волнения: никогда еще такие люди не оказывали ему столько внимания.
- Слушай, друг, - Лев улыбнулся, - ты вчера что-то хотел рассказать про ваши церкви и попов, а потом не успел. Прошу. - Он протянул Авере пачку с сигаретами. - Надеюсь, куришь?
Нельзя сказать, что Аверя очень уж курил. Мог даже через нос дым пускать. Но до конца не пристрастился к курению: большого удовольствия оно ему не доставляло.
- А как же! - Аверя потянулся к пачке, хотел лихо вытащить одну, но, как назло, цеплялись сразу три. Он повлажнел от неловкости: у Льва, верно, рука заболела, пока Аверя отделял от трех одну.
Лев был очень вежлив, держался с ним как с равным: поднес горящую спичку вначале ему, потому прикурил сам.
- Слушаю.
- А чего там говорить... Работали две церкви старообрядческие, одну недавно закрыли. Почему? Небольшой городок, а две церкви метрах в трехстах друг от друга и одинаковые, только что названия разные: одна - Никольская, вторая - Рождественская. Ни к чему вроде держать обе. Нецелесообразно.
Лев улыбнулся краешками тонких губ. Он развалился на матрасе, пускал в потолок струи дыма и внимательно слушал. Его длинные ноги, туго обтянутые синими тренировочными брюками, с резинками у щиколоток и на поясе, свешивались, потому что на кончике матраса примостился Аверя. Горбоносое смуглое лицо Льва, досиня выбритое, четкое и напористое, с твердыми губами, все время было повернуто к Авере.
- Ну-ну, это очень интересно...
- Одну, значит, и прикрыли, сам епископ наш согласился, и батюшка обещался сдать ключи, сдать всю церковную утварь в епархию. А у нас церкви - будь здоров!..
- Она внутри была такая же, как и Никольская? - перебил Лев.
- Пожалуй, почище. Бывали в Никольской?
- Захаживали. Ну-ну, дальше.
- Обещался, значит, сдать всю утварь, а колокола, как по закону полагается, должны перейти государству на цветной металл...
- Скажи, а иконы там были?
- Видимо-невидимо, и очень старые, писанные, сказывают, настоящими художниками и еще в древности. На некоторых и Христа-то с богородицей не увидишь - сквозь гарь и копоть едва пробиваются. Едва выглядывают из потемок, как живые.
Лев задрыгал ногами и скосил глаза на Аркадия. Тот все еще спал, слегка посвистывая и отдуваясь. Кожа на полноватой шее под круглым подбородком собралась складками - в таком положении Аркадий казался просто толстяком.
- Ну, и что дальше?
- Уйма недовольных было.
- Еще бы!
- Особенно старики. Даже делегацию специальную командировали в Москву на Рогожскую, в епархию, к главе нашей церкви, чтоб помог. Кучу денег собранных проездили, а ничего не добились: архиепископ не поддержал. Горсовет решил пустить закрытую церковь под какое-нибудь помещение, под склад или что другое, а они ключей не дают. Знаете, какие у нас старики из церковного совета?