И закрытая, церковь излучала тяжелую прохладу и мощь и совсем не собиралась сдаваться.
Увидев новый купол ее, Фима вспомнила прошлогоднюю историю и сказала брату:
- Отремонтировали... Помнишь, как горел купол? Молния угодила в крест.
- Помню.
- Совсем обнаглела молния - Илья-пророк послал в святой крест. Бога не побоялся.
Локтя молчал.
- Дрянь, видно, дела на небе, если по своему же кресту бьют, на котором был распят ихний Христос. Но ты, Локоток, не огорчайся: поставили к кресту громоотвод и весь электрический заряд теперь будет уходить в землю.
- А чего мне бояться?
- А вдруг сожжет? Куда тогда будешь ходить молиться с мамой?
Локтя ничего не отвечал.
- Тогда в другую церковь пойдешь, у нас ведь их две... Тебе повезло.
Локтя обиженно надул губы:
- Я хожу с мамой просто так - водит, ну и хожу. Я маленький и должен слушаться.
- А как же. Особенно если страшно ремня.
В это время они увидели Маряну. Она летела по тротуару; платье било по коленям и вилось сзади, как волна за пограничным катером.
- А-а, Фим, привет! - Она с ходу остановилась. - Эх и Аверька! Маху дал, а?
Фима посерьезнела: может, хочет разыграть?
- А зачем тот снимал, что не положено? Правильно задержал.
- Ты куда сейчас? - спросила Маряна.
- С братишкой хочу погулять. Три дня месила тесто для новой хибары.
- А... - Маряна о чем-то задумалась. Потом вдруг спросила ее: - Была в кино?
- Некогда. И деньгами батя не сорит.
- Слушай, вчера привезли новую картину. Сходи. Обязательно.
- Что за кино?
- Понравится. Очень даже. В твоем духе. Ну, я побегу. Ведь с работы отпустили: надо Машку посетить, прихворнула что-то. Да еще в магазин забежать - купить что-нибудь ей. А тебе вот, - Маряна протянула Фиме блестящую монету, - полтинник.
- Да что ты, Маряша! Не нужно мне. Что я сама не...
- Бери, и точка... Всего!
И не успела Фима придумать, как лучше возвратить деньги, Марянино красноватое платье уже летело далеко впереди.
- И на меня хватит? - спросил Локтя.
- Если сядешь на первый ряд - хватит Будем сидеть порознь, хорошо?
- Спрашиваешь еще...
Они подошли к порту: к причальной стенке, укрепленной бревнами, к кучам досок, к громадной пристани и плавучему крану с длиннющей шеей.
Фима любила приходить сюда, по сходням взбегать на пристань, куда ежедневно пристают несколько речных трамваев из города Измаила, до отказа набитых рыбаками и бабками с корзинами, испачканными клубникой (торговали в районном городе, где цены дороже), служащими и просто любопытным людом... Три раза в день подлетала к пристани "Ракета" на подводных крыльях и тоже высаживала людей.
Когда-нибудь, наверное, не будет тихоходных судов, все будут летать, как "Ракета": в эпоху космических полетов нельзя по-черепашьи ползать по морям-океанам. Фима обязательно станет к пульту управления одного из таких вот судов, и они в три часа долетят до Каира, а в полдня - до Нью-Йорка.
На рейде покачивались на якорях три самоходные баржи: их перегоняли из Чехословакии в наши порты. С барж доносилась музыка.
Они были новенькие, блестящие, белоснежные, и старое слово "баржа" что-то закопченное, черное, неуклюжее - никак не подходило к ним. Это были корабли с двигателем, рубкой и каютами для команды, но три четверти выдвинутого вперед корпуса предназначалось для грузов.