Щетихину представляется, как Елена Васильевна обнимает и целует Петра Ивановича.
Тут хлопает дверь, и слышится знакомый тихий голос Преснякова:
— Может быть, Лена, ты соберешь для Ани посылочку? Вот я принес…
— Да, верно, — деловито отвечает Елена Васильевна. — Я сама об этом подумала. А что тут у тебя?
— Меду купил немножко, она любит.
— А что еще было на базаре?
— Да я не обратил внимания, — виновато отвечал Петр Иванович.
Сердитое молчание. Стук стеклянной посуды.
— Нет, ты ешь, Лена, ешь, я потом, — говорит Петр Иванович. — Я вот что хотел тебя спросить… Ты вчера сказала, что Купряшкин предлагает барабанную сушилку…
— Какой Купряшкин? — в некотором замешательстве спросила Елена Васильевна.
— Альберт Александрович.
— Ну, он так говорил, я не знаю, — быстро, с раздражением ответила Елена Васильевна.
— Так вот, — твердым тихим голосом продолжал Пресняков, — при случае передай ему от моего имени, что я прошу его не вмешиваться в мои дела, в мои отношения с «тимирязевкой».
— Но, Петя! — горячо воскликнула Елена Васильевна. — Я думала, что он тебе может помочь, и вообще…
— Я тебя прошу, — тихо сказал Петр Иванович. — И давай оставим этот разговор.
Щетихин не понимал, о чем они говорят, о каком Альберте Александровиче, о какой сушилке, да его и не интересовало все это. Его занимал тот странный ласковый разговор Елены Васильевны — с кем она так говорила? Сначала-то показалось, что это с Петром Ивановичем она так щебечет: «Ах ты, лапушка мой!» и все такое прочее, а его, оказывается, и в доме-то не было: на базар бегал за медом для Ани. Но с кем?..
Впрочем, разговоры за дверью вскоре стихли, потом до Щетихина донеслось:
— Ну, я пошла… Ты дома будешь?
— Да.
— Вот это для Ани, я собрала.
— Хорошо.
— До свидания. Обедать я не приду, не жди, сегодня много работы… — И уже из сеней, должно быть: — Не забудь покормить Фадея.
Стукнула дверь, и все стихло.
Фадей! Вот кто этот «лапушка» — кот Фадей!..
Щетихин полежал еще немного и стал одеваться. За окном уже было светло.
Потом он завтракал, а Петр Иванович, как и вчера, тоже сидел за столом и потчевал гостя, сказав, что сам он уже поел. Может быть, это было и так, но вполне возможно, что Петр Иванович не хотел отягчать впечатление Щетихина какими-то своими, не совсем, может, приятными для постороннего приемами еды, потому что как же он может своими протезами держать, например, вилку? Чтобы ненароком не затронуть какую-нибудь неприятную для Преснякова тему, Щетихин спросил про его научную работу. Оказалось, что как раз накануне войны Пресняков закончил курс в Тимирязевке, но что касается методов консервации сельскохозяйственных продуктов, особенно же «второго хлеба», то есть картофеля, то эта идея возникла у него во время войны.
— Эти картины голода, смерти людей от крайнего истощения меня потрясли, — признался Петр Иванович. — И я подумал… Впрочем, — перебил он сам себя, — все это малоинтересная материя. Расскажите-ка лучше, Александр Сергеевич, о своей работе.
— Да что рассказывать… Вы бы вот весной к нам приехали, знаете, как в Урани весной красиво!..
— Да, да, Аня мне говорила.
— Приезжайте, правда, Петр Иванович! — упрашивал Щетихин Преснякова как отца родного и при этом с глубокой ненавистью глядел на лежавшего посреди пола кота Фадея.
В полдень Петр Иванович проводил Щетихина на вокзал к поезду.
На улице ослепительно ярко светило солнце. Таким оно бывает в ту пору зимы, когда люди вдруг замечают: «А ведь скоро и весна!»
Тихо стояли перед домами березки, словно выбежали со двора погреться на солнышке. Черные крапинки на их стволах резче выделились. Казалось, сама земля легко дышала в предчувствии ранней весны.
Молча шагали новые друзья по Березовой улице. Незаметно дошли до автобусной остановки.
Щетихин начал было еще раз благодарить Петра Ивановича и просить, чтобы он дальше не провожал его, но Пресняков и слушать не стал.
— Мне, кстати, нужно на станцию, и случай этот более чем подходящий, — с серьезным видом сказал Петр Иванович.
А тут как раз подошел автобус, и спорить было некогда.
Пресняков и на станции не торопился расстаться с гостем, хотя Щетихин и просил его ехать домой. Когда они ходили по платформе, к ним вдруг подошел парень с довольно помятой небритой физиономией и сказал:
— Здравствуйте, товарищ полномочный. Не найдется ли у вас закурить?