Выбрать главу

— Он сказал… Если не поеду, он сдаст меня в колонию.

— В какую колонию?

— Детскую. Есть где-то в Сибири, оттуда, говорит, ни пешком, ни на поезде не вернешься.

— Обманывал он тебя. Ты же не преступник. И ни в какую колонию он тебя не смог бы отправить.

— Это он грозился. Отец, говорит, изменник родины. В тюрьме гниет… И тебя тоже, говорит, отправят.

— И ты ему поверил?

Мальчик молчал, опустив голову.

— А ты помнишь отца?

— Чуть-чуть, будто сквозь сон.

— А ты откуда сам? Из какого села и района?

— Я из Урани. Отсюда восемнадцать километров…

— Из Урани! — воскликнула Аня, — Да я только что из Урани! А как твоя фамилия?

— Тучаев, — буркнул мальчик.

Аня вспомнила старика Тучу и его слова: «Если увидишь там моего сына…» Тучаев, Тучаев!..

— Ты знаешь деда Тучу? Его фамилия тоже Тучаев.

— Дед Туча — это мой дедушка, — тихо сказал Яша.

— Да ведь он тебя ждет, Яша! Чего же ты здесь-то сидишь?

Яша подозрительно покосился на Аню.

— А откуда ты знаешь моего дедушку?

— Да ведь говорю же я тебе — я в Урани работаю в медпункте, как же мне не знать?!

— Пойду теперь, — тихо сказал Яша, — Теперь светло, а то ночью я боялся идти…

— Вот и правильно. А то дед твой на дороге стоит, ждет тебя.

Народ в вокзале зашевелился, начал выходить на перрон. Надо было идти и Ане. Она потрепала Яшу по голове, улыбнулась ему и сказала:

— Ступай, Яша, в Урань, а я через три дня приеду и привезу тебе книжки и тетрадки для школы. Договорились?

— Договорились, — сказал Яша, улыбнувшись.

5

В Саранске шел мелкий осенний дождик, и пока Аня добиралась до Березовой улицы, изрядно промокла и замерзла. Но вот приветливо блеснули высокие окна родного дома, и у Ани сладко и радостно забилось сердце. Такого с ней никогда раньше не бывало. Она даже погладила рукой шероховатый крылечный столбик, а потом оглянулась на огород, на кусты смородины, еще зеленые и густые.

Кругом было тихо, как бывает тихо только осенью: ни птичка не пискнет, ни кузнечик в траве возле крыльца не скрипнет.

Решив, что мать на работе и дом заперт на замок, Аня привычно пошарила за косяком ключ. Но ключа не было. Неужели мама теперь не оставляет здесь ключ?

Но вдруг дверь открылась. На пороге стояла Елена Васильевна.

— Анечка! — и Елена Васильевна со странным счастливым стоном обняла свою дочь и заплакала.

— Да что ты, мама!.. — говорила Аня, тоже обнимая ее.

— Здравствуй, дочка, — послышался вдруг из-за матери мужской голос.

Аня вздрогнула. В сумраке сеней стоял какой-то высокий мужчина. Странно высокий, точно на ходулях. Это был отец, она это поняла сразу, но какой-то парализующий и непонятный страх сковал Аню.

Есть ли такая мера, которой можно было бы измерить те человеческие чувства, какие бывают у людей в такую минуту?..

Да, Аня знала — ее отец погиб на фронте. Мать ей об этом говорила, и она уже привыкла к этой мысли. Но она знала теперь и другое: на войне чего не бывает! Старик Туча ведь до сих пор ждет своего сына, ждет терпеливо и уверен, что Степан вернется. А его внук Яша поет: «Папа, папочка, где бы ты ни был…» Пусть эти слова родились про другого, и поется совсем про другого, но они родились от какой-то непостижимой веры. Родились в сердце человека, И если пропавшие на войне оживают в чьем-то сердце, то почему не могут они воскресать наяву? Да разве так не бывает? И в газетах про это пишут. В свое время человека похоронили, а проходит время — он оказывается жив-здоров.

— А я только сейчас телеграмму послала тебе, — тихо сказала мать, улыбаясь сквозь слезы. И добавила, воскликнув: — Папа вернулся!..

— Папа, — прошептала Аня и, пересилив какой-то непонятный, леденящий душу страх перед этим высоким, с серым лицом человеком, шагнула к нему навстречу. И только когда уже обняла его, припала к груди лицом, тот лед в душе растаял, и, не отпуская его, она плакала и повторяла:

— Папа! Папочка!.. — И слова эти были такие легкие, такие светлые, будто вылетели из неоконченной песни…

Глава девятая

1

За войну Лепендин ко многому привык, многому научился. А сготовить обед или постирать свое белье — это он и за дело не считал. Быстро засыпать и скоро высыпаться он умел, подняться без будильника в нужный срок из минуты в минуту, одеться и обуться мгновенно… Даже есть он научился быстро, или, как говорит его мать, на ходу, чего не мог делать до войны. Вот как переменила человека армейская служба.