Не шутливо было это сказано и печально. В словах этих чувствовался какой-то смысл, доступный только самому Туче. Смысл, который прочувствовать так, как его чувствовал и понимал семидесятитрехлетний Степан Кузьмич, никто бы не мог. Может быть, он думал о том, для чего прожил он эти годы?
Степан Кузьмич не хватал с неба звезд, не искал в этой жизни ни богатства, ни славы. Но, как говорят в Урани, был боек и силен. Участвовал в двух войнах: русско-японской и империалистической. Любил работать и жить с людьми душа в душу. Любил и поговорить. Не на пиру-гулянке, нет! На пирах он бывал самый тихий. Жители Урани не помнят другого такого. Любил поговорить обстоятельно, с примерами и фактами из истории, потому что Степан Кузьмич Тучаев за свою жизнь повидал немало.
В молодости он служил на Дальнем Востоке, попал на русско-японскую войну, воевал в Порт-Артуре. А позже, когда ему было уже под сорок, призвали на империалистическую. И вообще в нем была военная жилка, он любил службу, любил армейские порядки, уставы; особенно же любил почему-то сигналы горниста и, бывало, все старался их выдуть на пастушьей дудке.
Бывало, выйдет дед Туча вместе со всеми на сенокос. Молодежь — вкруг него. «Расскажи, — просят его, — как служил в старой армии?» И старик не отказывал, брал в руки вилы или грабли — вместо винтовки — и начинал рассказывать да показывать артикулы. Говорил не торопясь, а вот грабли-винтовку так вертел в руках, что иному учиться да учиться! Молодые смотрели на него и завидовали: такие у Тучи ловкие да сильные руки! Однако почему-то так вышло, что у деда, такого яростного служаки, не было ни одной царской награды. Но вот уж когда было весело, так это тогда, когда дед Туча показывал команды горниста. Правую руку приставлял к боку, а в левую брал что-либо: плошку, брусок, палку, — подносил конец к губам, как горн, и:
— Первая команда — подъем: тра-та-та, тра-та-та — не тяни за хвост кота… Вторая команда — сбор: тра-та-ти-ти-тра-та-та — опоздавшим срамота… Третья команда — обед: бери ложку, бери бак, нет обеда — ступай так. — Тут все кругом покатываются от смеха, а дед еще вдохновенней: — Четвертая команда — конец занятий: тинтель-винтель-винтелек — ты шагай на пост, Ванек. Пятая команда — ужин: ти-ри-ти-ри-та-та-та, ти-ри-ти-ри-та-та-та — пшенка, сечка и вода — вот солдатова еда. Шестая команда — отбой: ту-ту-ти-там, ту-ту-ти-там — туча-я-сам!..
Раз так сказал — ту-ту-ти-там, ту-ту-ти-там — туча-я-сам, сказал второй — вот и прилипло прозвище: Туча. А сейчас и сам дед Туча не помнит, который год его так прозывают.
Старик сидел, опустив вдоль туловища руки. И хоть был он нарядно одет, старательно причесан, вид у него был невеселый, усталый.
— Да, Анна Петровна, прошли мои праздники…
Стукнула дверь. Это пришел Яша.
— Проводил, дедушка, — сказал он, а сам, поглядев на Аню, залился краской смущения и радости.
Аня не поняла, кого и куда проводил Яша. Да это, по правде говоря, ее и не интересовало. Она спросила, как Яша учится. Мальчик стоял у порога, весь красный, и молчал.
— Слава богу, — ответил за него старик. А потом добавил: — Из Сенгеляя человек приходил, поднял вот… и ничего…
— Что? Кто поднял?
— Отцовский орден принес, — сказал теперь за деда Яша. — Отечественная война, первой степени. Из военкомата… Дедушка, покажи орден Анне Петровне…
— Погляди-ка вон печку, — недовольно оборвал внука дед Туча. — Не пора ли закрывать?
Яша постукал кочергой и, потаенно и радостно улыбаясь, сказал, что нет, еще рано закрывать.
— На дворе весна, а мне холодно… — пожаловался Степан Кузьмич. И внуку: — Испеки-ка, Яша, картошек, угостим Анну Петровну.
И только тут дед Туча встал, полез трясущейся слабой рукой за иконку. И достал что-то завернутое в чистую тряпицу. Там оказалась маленькая коробочка. Но дед сидел, смотрел на коробочку, а открывать не спешил, будто боялся.
В коробочке лежал орден сына, который отдали хранить на память в родительском доме. И вот Степан Кузьмич никак не осмеливается открыть ее. Ему кажется, что откроет сейчас он эту маленькую коробочку — и все, оборвется его горестная жизнь, и не сможет он больше выйти на Хованьскую дорогу, где все надеется встретить живого сына…
По избе уже распространился запах печеной картошки. Дед Туча сидел молча, повесив голову.
— Сейчас печенки будут готовы, — сообщил Яша. Он подошел к деду и увидел коробочку. Глаза загорелись.
Степан Кузьмич вздохнул, встряхнулся, точно пробудился, и на вздрагивающей ладони поднял коробочку.