— Вот… — сказал старик, — Степку моего сегодня принесли… Пять лет ждал. А принесли вот… Чего я буду теперь делать? Проклятый Гитлер, кого ты у меня отнял?! Что бы я с тобой сделал за моего Степку? Разорвал бы пополам и бросил в муравейник… Душегубец, волк окаянный… — плечи его задергались, он отвернулся и рукавом вытер глаза.
Яша сказал:
— А его и так уже… Вон дядя Михаил Пивкин рассказывал, нашли, говорят, труп Гитлера, наполовину сгоревший… Керосином, — говорит, — облили и сожгли…
— То-то, внучек, сожгли! Не сжигать его надо было, а столько раз его убить, дьявола, сколько было человек погублено им. Скольких убил, столько раз и его убить. Да еще за таких, как я, и за таких, как ты, за все пролитые слезы в кипящую смолу бы окунать этого проклятого Гитлера!..
Успокоившись немного, старик дрожащими пальцами открыл коробочку. На темной бархатной подушечке тяжело лежал орден, и на сияющей середине в виде щита золотыми буквами было написано: «Отечественная война». Дед тяжело вздохнул, и слезы побежали у него из глаз. Аня сказала:
— Ваш сын, Степан Кузьмич, был героем… Давайте-ка приколем на вашу грудь орден сына, посмотрим…
И Яша сказал обрадованно:
— Правда, дедушка, давай!
— Да чего там, — со слабой улыбкой отмахнулся дед. — Вот если на Степановой груди увидеть…
Аня привинтила орден к рубахе деда.
— Ну, хорошо ведь, а? — спрашивала себя Аня. — И как красиво!..
Дед Туча поглядел на орден на своей груди и заметно приободрился. Даже пытался грудь выпятить. А в лице откуда и взялась торжественная строгость. Вот что значит военная жилка в человеке!
— Хорошо, дедушка, хорошо, — словно угадав мысли Степана Кузьмича, похвалил Яша. — А ты, дедушка, не снимай его, так и носи… Ведь можно носить, Анна Петровна?
— Я думаю, что можно, — сказала Аня.
А Степан Кузьмич строго заметил внуку:
— Погляди-ка печенки, как бы не сгорели.
Яша спохватился: действительно, он совсем забыл про картошку. Печка давно прогорела, угли уже потемнели, подергивались сизым пеплом, и это, конечно, было самое лучшее время для картошки. Да только вот тепло зря уходит. Правда, на улице сегодня уже так тепло, что Яша готов был и без фуфайки в школу бежать, да дед заставил надеть… А скоро уж и совсем весна, грачи прилетят, трава, за диким луком можно будет на Урань побежать.
Яша выкатил из золы картофелины. Конечно, есть уже можно было, хотя они немного и не дошли, но уж очень хотелось Яше угодить Анне Петровне настоящими печенками, такими, которые во рту сами тают…
— Ну как, Яша?..
— Сичас, Анна Петровна!.. — И тут Яша выкатил из голландки крупную картофелину. Он проворно подхватил ее и, обжигая пальцы, перекатывая ее с руки на руку, положил на стол.
— Вот, Анна Петровна, наши печенки, попробуйте.
Потом он достал печеной картошки и деду, и себе, и они стали есть, посыпая дымящуюся картошку крупной желтой солью.
Картошка была и в самом деле такая вкусная, какой Аня никогда и не едала. И она похвалила:
— Ну и вкуснота! Где это ты научился?
Яша охотно стал объяснять:
— А тут ничего трудного. Сгребешь кочергой уголья в одну сторону, а в другую положишь картошки и засыплешь их золой. Они сами испекутся.
Аня вспомнила о письме, где мать написала про чудные опыты отца, и сказала тихо:
— Молодец! Очень вкусно…
— А вы, Анна Петровна, разве до этого ни разу не ели печенок?
— Нет, не приходилось.
К разговору присоединился и дед Туча.
— Эта наука, милушка, проста. Поживешь — научишься. — Старик вздохнул. — А вот как научиться жить одному в пустом доме?
— Это как — в пустом доме? — сделала непонимающий вид Аня.
— А так. Принесли вот заместо сына орден, так ведь с железкой не поговоришь. Приколола ты его мне на грудь, но он ведь никогда не скажет мне — «Отец». А если и Яшка уйдет от меня, останусь совсем один… Вот и наука… А печь картошку… — старик махнул рукой.
— Не расстраивайтесь, Степан Кузьмич, не оставят вас люди одного, — пыталась успокоить старика Аня. — Да и Яшка пока с вами… Конечно, ему… Понимаете, Степан Кузьмич, Яше, может быть, лучше будет в какое-нибудь училище поступить, где кормят, обувают, а то ведь как же вы вдвоем, старый и малый… — не первый раз Аня об этом разговор заводит, но всякий раз волнуется. — Есть вот суворовское училище, где на офицеров учат…
— Погоди, милушка, — перебил дед Туча — Я понимаю, ты желаешь только добра моему внуку. И я согласен с тобой, пусть на офицера выучится, пусть поедет. Слышишь, Яшка? Как скажет Анна Петровна — так и делай!..