Щетихин размахнул на колене офицерскую планшетку, достал оттуда листок, исписанный химическим карандашом, и прочитал:
— «Председатель сельсовета…» Так вот: «…возбудил своей зажигательной игрой при изображении попа религиозный фанатизм…»
— Во! — перебил Андреев. — Слышишь, в чем дело? «Зажигательной игрой возбудил религиозный фанатизм»!.. Ну, что ты на это теперь скажешь?
Иван Филиппович даже пошатнулся. Возбудил религиозный фанатизм!.. Да что же теперь будет?! Все, погиб, погиб!..
— Я не хотел, — пробормотал обреченно Аверяскин и поник головой.
— Не хотел! А о чем же ты думал, когда эту, как ее… рясу эту напяливал, ты — председатель сельсовета.
И поскольку Аверяскин молчал, предрик повторил с гневом:
— Я тебя спрашиваю, о чем ты думал!
— Ни о чем не думал… — тихо сказал Аверяскин.
— Совсем ни о чем?
— Я… я волновался… роль такая…
— Ну?
— Я… я весь вспотел, так волновался, — пролепетал Аверяскин.
Василий Павлович вдруг засмеялся. Кажется, это был искренний смех. Улыбался и Щетихин, глядя на Аверяскина. Один секретарь Захарыч сурово смотрел в свои бумаги и не поднимал головы.
— Нет, ты погляди, он вспотел!.. — повторял Василий Павлович сквозь хохот. — Вспотел! Во, артист! — И показывал своим толстым белым пальцем на Аверяскина. — Но помнил ли ты в это время, что ты есть председатель сельского Совета?
— Э-э… нет, — простодушно признался Аверяскин и тут с ужасом увидел, как нахмурился и сурово поджал губы предрик.
— Нет, говоришь?
Аверяскин потерянно молчал, помаргивал, и по лицу его растекались алые пятна.
Может быть, он искренне не понимает своей вины? И Василий Павлович сказал:
— Наверное, ты и в самом деле хороший артист и очень хорошо батюшку представил, но ведь народ-то от тебя не этого ждал.
— Не этого? — спросил Аверяскин. — А чего?
— А вот того, чтобы ты высмеял религиозный персонаж, понял — нет? А ты чего наделал?
— Роль какая была…
— Роль! Вот и надо было играть эту роль так, раз уж ты такой у нас артист, чтобы людям противно было на твою роль глядеть. Понял — нет?
— Понял! — радостно закивал Аверяскин. — Очень.
— Ну, что ты понял? — устало сказал предрик, поглядев за окно, где наискосок через площадь шли к сельсовету Лепендин, опиравшийся на палку, и Сатин.
— Понял, Василий Павлыч! — бодро сказал Аверяскин. — Надо было плохо играть, чтобы плевались.
Василий Павлович поглядел на него и махнул рукой.
— А вы что скажете? — спросил предрик, когда Сатин и Лепендин, поздоровавшись, сели на широкую лавку к стене. Они уже знали, о чем речь, но что тут можно было сказать? Ну, устроили старухи свою службу, так что тут такого? Правда, сам Лепендин не видел всего этого, потому что его и не было в Урани — ездил в МТС договариваться о тракторе на пахоту и на сев яровых — четыреста гектар!.. — тут не до этих пасхальных чудес…
— Дак ведь что, Василий Павлович, — сказал Сатин, — клуб нужен нам, чтобы можно было где народ собрать, лекцию почитать… А то вон в школе-то зальчик маленький, много ли влезет народу? — вот и шпанятся по селу. И кино показать негде… Конечно, — добавил он тоном виноватым (вовремя прикинуться перед начальством виноватым — это был первый освоенный Сатиным дипломатический прием), — упущения есть, как без упущений, — и взглянул на понурого, помятого Аверяскина. — Но я думаю, больше этого не повторится, партийная организация приложит все силы.
Помолчали.
— Так, хорошо, — сказал Василий Павлович. — А что нам председатель колхоза скажет?
— По какому вопросу? — спросил Лепендин.
— По вопросу ваших пасхальных происшествий, — строго сказал предрик.
— Я ездил в МТС и поэтому знаю обо всем этом понаслышке.
— А вот о том, как наш председатель сельсовета изображал попа на сцене, что-нибудь сказать можешь?
— Говорят, — сказал Лепендин, с улыбкой посмотрев на Аверяскина, — говорят, Иван Филиппович просто спас постановку антирелигиозного спектакля и сыграл роль блестяще.
— Ну, это мы знаем, — поморщился предрик. — Можешь не рассказывать.
— А в остальном я согласен с Иваном Ивановичем, — и кивнул на Сатина. — Нужен клуб, нужны кинофильмы, интересные лекции. Нужен медпункт, — сказал вдруг Лепендин, увидев, как по другой стороне площади идет со своей сумкой Аня. — Короче говоря, если мы выбьем почву из-под ног религиозных старушек, не будет никаких эксцессов…
— Ладно, — перебил предрик, — мы знаем, что нужно, да где я вам возьму? — И другим тоном — мягким, спокойным: — Ты вот что скажи, Владимир Сергеевич, как думаешь посевную проводить? Все ли у тебя готово? — И сразу ясно стало, что вот это и есть главное дело, по которому приехал в Урань предрик, а все остальное — второстепенное, не имеющее сколько-нибудь решающего значения для забот серьезных и занятых людей, к которым с полным правом причислял себя Василий Павлович Андреев, председатель Сенгеляйского райисполкома. Что же касается первой послевоенной посевной, то на мартовском республиканском совещании в Саранске были поставлены серьезные задачи, и сам председатель совнаркома Тингаев сказал: «А от таких наших крупных и крепких районов, как Сенгеляйский, мы вправе ждать…» Вот эти-то ожидания и надо оправдать им, руководителям «крупного и крепкого» района, и в первую очередь ему, Василию Павловичу.