— Товарищ председатель послал меня за Борисом Ивановичем, — сказал Егор. — Дома он, нет?
— Да вы уж, дядя Егор, пройдите, посидите малость, — весело ответила Груша, закрасневшись от смущения еще пуще. — На улице-то, поди, холодно…
— Нет, сегодня не холодно. Градыцов десить, не больши, — сказал, упирая на «градыцы», Егор, зная, что такой ответ всем нравится, всем тогда хочется пошутить, обласкать Егора добрым словом. — Ну, двацыть, не больши… Борис Иванович дома? — снова вернулся к своему вопросу Егор.
— Нет его, я же тебе говорю, что нет.
— А где он? Товарищ председатель велел хоть из-под земли, но доставить Бориса Иваныча.
— А зачем он так понадобился?
— Не знаю, председатель мне никогда не докладывает, — пожал плечами Егор.
— Ох, и хитер ты, Егор! — засмеялась Груша и погрозила ему пальцем. — Знаешь ведь, не говоришь только, а, Егор?
— Не знаю. Мне председатель сказал: найди Качанова и Кержаева, и все.
— И Кержаева?! — удивилась Груша.
— Ага…
Когда Егор ушел, Груша села к столу, смотрела на Витю, пившего молоко из кружки, и думала: «Вот и ладно, вот и хорошо, и все хорошо будет…»
И правда, что же плохого могло быть у Груши или Бориса? Ничего плохого у них быть и не могло.
Глава третья
Борис шел в сельсовет уже без всякой надежды — поздно было, однако угловое окно светилось, словно и в самом деле там ждали его. Это еще больше удивило Бориса. Зачем он понадобился? Если по сельхозналогу что, так «предупреждение» приносят, а не вызывают…
И еще он больше удивился, когда толкнулся в сельсовет, а дверь закрыта. Он постучал. Послышались шаги и кашель Аверяскина.
— Кто там? — спросил председатель.
— Звал, что ли, Иван Филиппович?
— А! — обрадовался за дверью Аверяскин и загремел щеколдой. — А мы уж тебя и ждать перестали!
Когда вошли в накуренное помещение, то Борис увидел и Семку. Он, уже осоловевший, сидел, привалясь к простенку, с папиросой в губах.
— Давай сюда, — не то по-дружески, не то угодливо сказал Аверяскин, подвинув еще один стул рядом с Кержаевым. И, заговорщицки подмигнув, полез в тумбочку стола и выставил бутылку водки.
— Нужно немножечко того! — И сделал какое-то непонятное движение пальцами. — С морозцу, а!..
Кержаев с готовностью закивал головой, похвалил:
— Видал, водочка-то бутылошная!
— Это — по заказу, — похвалился Аверяскин.
— Так сказать, для начальства, — потер руки Кержаев.
А Борис почему-то растерялся. Он как-то вскоре после прибытия пил с Аверяскиным, но это было у него дома, а не здесь, не в сельсовете, не в рабочем кабинете. Нет, как-то нехорошо.
Аверяскин это почувствовал и успокоил:
— Не бойся, все ладом, понятно?
— А Егор-то где? — вдруг всполошился Семен.
— Егора я домой к себе отправил, пускай на печке кости попарит.
— Порядок!
— Ну, за дружбу? — сказал ласково Аверяскин. — Давай, держи, Борис Иванович. А закусить вот огурчиками и салом, у меня сало хорошее. — И развернул газетку, подвинул Борису — Давай.
Борис взял в руки стакан, но пить не торопился.
— Ты чего это?
— А какое дело-то? — потупясь, спросил он.
— Ну, дело подождет! — радостно всполошился Аверяскин. И добавил со смехом: — Вот Семена в начальники определяем!..
А Семен сам почему-то молчал при этом: ни да, ни нет. Наконец:
— Бррр! — И опрокинул в себя стакан.
— Вот, закуси, — Аверяскин подвинул газетку с закуской. — Чудесно после водки!.. — И к Борису: — Ну, Боря, давай!
Борис нехотя кивнул головой.
— Знаешь, первую трудно, а потом само пойдет, вот так! — И, подавая пример, выпил.
«Чего это он так?» — подумал было Борис, поднося стакан с водкой. Но как пригубил да поел огурца и сала, сразу и забылась эта настороженность. Казалось уже, что собрались вечерком друзья закадычные и обмывают Семеново поступление в монтеры. Ну что же, дело хорошее.
— Единственный недостаток твой, Борис, — пьяно балагурил Семен, — это больно морщишься после водки… Вот смотри на Ивана Филипповича и учись. Ну-ко, Иван Филиппович, покажи пример.
— За мной дело не станет. С хорошими друзьями с удовольствием! — сказал Аверяскин. — Ты вот лучше закусывай.
— Нет, а ты выпей! — настаивал Семен с какой-то даже яростью, точно имел на нее право.
— Ладно, — обрезал Аверяскин, — ты вот лучше скажи при друге своем, какое у тебя дело.
— И скажу, — буркнул было Семен, но тут же и замолчал.
Декабрьский вечерок короток, темень за окошком загустела, в трубе стало завывать, должно быть, начиналась на дворе метель.