— Видал? — уважительно прошептал Владик. — Не плеснул даже.
— Да, парень что надо, — сказал Жорка, — лихой. Только все равно макнем. Чтоб не задавался.
Но Димка пропал. Сгинул куда-то. Прошло уже довольно много времени, а его все не было.
— Чего это он? — забеспокоился Жорка. — Может, ушибся, а?
Мальчишки переглянулись.
— Как бы беды не…
И Владька исчез под водой. Будто его акула утащила. Или осьминог.
Жорка только успел заметить его вытаращенные глаза и тут же почувствовал, как кто-то скользкий и холодный вцепился ему в ноги и дернул вниз.
Жорка заорал и хлебнул добрый глоток воды. Он дрыгал ногами, молотил кулаками.
Ужас объял Жорку.
Он рванулся изо всех сил, пробкой вылетел на поверхность и сразу же увидел такого же перепуганного Владьку.
А чуть в стороне хохотал-заливался Димка. Он просто обессилел от смеха. Прямо-таки скис.
— Ну что, макнули? Ха-ха-ха! Макнули? Думаете, я не заметил, как вы договаривались?
Жорка с Владькой метнулись за ним, схватили, навалились, но Димка выскользнул, как угорь, и с места рванул таким стремительным кролем, что и догонять его не стали.
И пошла потеха! Мальчишки налетали друг на друга, брызгались, визжали.
Весь этот гвалт гулко разносился по воде, бился в берега, возвращался эхом.
Из окошка выглянул Олег, погрозил кулаком. Потом он все-таки не выдержал и в трусиках прибежал на бон. Очень уж заразительно хохотали и возились мальчишки.
Олег с разбега сиганул в воду, и тут уж началось такое, что даже уборщицы испуганно выскочили из дома.
Мальчишки облепили Олега, щекотали, тискали его, а он, как медведь, ворочал тяжелыми плечами, хохотал и визжал.
— Ой, не могу! Ой, братцы, не губите! Утопну я! Ой! — причитал он, а сам ловко окунал с головой то одного, то другого.
На пирс вылезли обессиленные, задыхающиеся.
Плюхнулись на раскаленные, пропитанные солнцем и смолистым духом доски, блаженно вытянулись — усталые и счастливые.
Июльское солнце жадно слизало с тел дрожащие прозрачные капли, стало припекать.
— Ну что ж вы, братцы? Купаться — оно, конечно, здорово, а кто работать будет? Или вы уже утомились?
Голос у Олега был ехидный.
— Это мы-то? — взвился Жорка. — Да мы ее сегодня же всю обдерем. Не уйдем, пока не кончим.
— Ну-ну, — с сомнением сказал Олег и ушел.
— Покажем ему, пацаны? — спросил Жорка.
— Покажем, — решительно сказал Димка.
— А может, лучше завтра? — разморенным голосом отозвался Владик. — У меня руки отваливаются.
— Что ж, слабаки могут идти домой. Это тебе не на скрипочке пиликать, — рассердился Жорка. — А мы работать будем.
— Сам ты слабак, — лениво огрызнулся Владик, но все-таки взял скребок.
Работали до вечера, молча и сосредоточенно.
Жорка ревниво следил за Димкой, изо всех сил старался не отставать от него.
А Владик уже ни за кем не следил. Ему было все равно. Он устал, как собака. Владик опустил голову и скреб, скреб, боясь выронить скребок из ослабевших пальцев. И потихоньку проклинал Жорку, и себя, и чертову гичку.
А солнце пекло, как ошалелое.
Олег принес три бутылки молока, батон и здоровенный кусок любительской колбасы.
Съели все моментально, проглотили с рекордной быстротой.
Вот бы удивились родители Владика, если бы увидели, с какой жадностью глотает их сын большущие куски черствой булки.
— А теперь — марш по домам. Вы сегодня отдых честно заработали, — сказал Олег, — просто молодцы, не ожидал я от вас такой прыти.
Мальчишки расцвели.
— Это нам, знаешь, хоп хны, — нахально сказал Жорка. — Мы еще и не так можем.
— Что ж, ни капельки не удивлюсь, — сказал Олег, — такие железные ребята все могут.
Мальчишки ликующе переглянулись, и такие у них были гордые лица, что Олег не выдержал и украдкой улыбнулся.
Мальчишки ничего не заметили. Слишком они были поглощены собой.
Они спрятали скребки и, обнявшись, походкой хорошо поработавших, бывалых людей пошли к выходу.
— Жаль, к Тамико сходить не успели, — сказал Жорка.
— Ничего, завтра пойдем, — сказал Димка.
Великолепный день, рабочий день кончился.
Трава пахнет солнцем
— Ты боишься? — тихо спросил Димка.
Тамико поглядела на него долгим задумчивым взглядом, как бы колеблясь, стоит ли рассказывать этим едва знакомым мальчишкам то, о чем она и сама-то старается не думать. Потом сказала:
— Боюсь. Я сейчас и боюсь и радуюсь. Знаешь, все перепуталось. Я и сама не очень-то понимаю, хорошо мне или плохо. Я жду.