В ответ Зорко, плавно отведя руку с копьем, с силой метнул железную рогатину на ясеневом древке в колдуна. Тот, не ожидая такой прыти и стойкости от противника, только и успел поднять на дыбки коня. Копье вошло глубоко и плотно застряло в угольно-черном теле. Зорко всегда было жаль, если в битве падал конь, но теперь вместо горестного ржания раздался над равниной и холмами вой, точно тысяча волков взвыла разом. Один звук этого воя, услышь его одинокий путник где-нибудь среди холмов или в лесу, мог бы лишить его навеки рассудка — столько ужаса, злобы и ярости было в нем. Но Зорко видел все, и видел причину этого воя, и не устрашился. Тот, кто был конем, на глазах у него обернулся чудищем с волчьей пастью и змеиной головой, стоящим на четырех чешуйчатых лапах, как у исполинской ящерицы. Чудище похоже было на змея, что венчал собой носы сегванских ладей, но змей сегванский жаждал бури и битвы, а чудище под колдуном рвалось убивать.
Копье Зорко ударило коню-змею прямо посредине груди, чуть ближе к брюху, и чудище выло и корчилось, вздувая крутые бока, и тело его ходило ходуном как от лихорадки-трясеи. Наконец оно взвыло последний раз, вздохнуло… и опало черным облаком дыма. Дым заклубился, заколыхался под едва заметным ветром и улетел к равнине, оставив на земле лишь горсть черного пепла. Древко ясеневое истлело вместе с чудищем, и лишь железный наконечник, раскаленный докрасна, будто только из горнила, шипел, остывая, во влажной траве.
И тут же порыв ветра с холмов, холодный и яростный, пригнул траву на равнине к земле, и столь был он резок, что факелы у многих из Феана На Фаин потухли.
Но Брессах Ог Ферт выдержал порыв ветра и, выставив вперед левую руку, раскрыл ладонь. И ветер, будто ударившись о невидимую преграду, стал оседать, отступать и обмяк, пока не упал вовсе.
Зорко, которого этот вихрь едва не сорвал с лошади, теперь спрыгнул на землю сам и выхватил меч. Он-то, Зорко, мог уцелеть, если чудесные свойства маленького золотого солнца на его груди не оказались маревом, но попади черная молния в лошадь, и никто бы не смог уж поднять ее к жизни: ни королева Фиал, ни Лухтах и Кредне, ни сам Брессах, коли и возжелал бы такого. А ведь Геллах за это не похвалил бы венна, хоть бы тот и привез кожаные ремни, впрягшись в повозку вместо коня.
Зорко без страха вошел в воду и дошел до середины потока. Три сажени разделяли его и чародея, но Брессах Ог Ферт медлил.
— Что же остановился ты, повелитель черной молнии? — вопросил Зорко. — Или утонуть страшишься в мелкой воде?
Брессах в ответ посмотрел на венна так, будто взглядом хотел ударить его, как тяжелым молотом, или же испепелить. И Зорко узнал силу этого взгляда, который, будто раскаленная крушецовая плита, придавил его к земле. Венн почувствовал, что под этим гнетом тело его от напряжения стало словно каменным, и он ощутил, что и действительно вот-вот окаменеет. Нашарив шуйцей на груди знак, Зорко поднес его к глазам и, зажмурив левый, правым посмотрел на чародея сквозь отверстие.
И увидел Брессаха так, будто прозрел его насквозь невидимым лучом, точно был колдун в прозрачных стеклянных доспехах, и словно одежда его была соткана из стеклянных нитей, да и само тело его будто утратило цвет. И лишь три черных почему-то сердца бились внутри этого тела, и три крови струились в жилах чародея, и три жизни были в нем. И страшный взгляд Брессаха утратил свою силу, и бремя упало с плеч Зорко, и тело вновь стало живым и послушным. А давил Брессах венна третьим, невидимым глазом, что был красным и помещался у колдуна меж бровей.
Отбросив копье, Брессах выхватил из ножен меч, и Зорко увидел, что клинок колдуна разделен повдоль надвое. Одна половина меча была блестяще-серебристая, другая — черная, как его молния. Он взмахнул мечом и прочертил острием по воде. Ручей мигом пошел паром, точно в нем был кипяток, и Зорко почувствовал сквозь сапоги жар кипящей воды, но новая вода, пусть медленно, унесла вскипевшую.
И Брессах тогда вошел в нее, и мечи их ударили друг о друга. Колдун сражался, заслоняясь щитом, и Зорко приходилось туго, потому что он мог лишь защищаться. И удары колдуна были тяжки, и меч венна едва поспевал за мечом врага.
Но вдруг Брессах, лик коего был мрачен, побледнел, точно от страшной боли, и Зорко услышал рычание. Это большой черный пес вошел в ручей и вцепился колдуну в ногу чуть ниже колена, где начинается голень. Колдун отступил на шаг и занес меч, чтобы рассечь им собаку, и Зорко, улучив миг, схватил Брессаха левой рукою за кисть его десницы, державшей клинок, и своим мечом нанес ему удар по левой кисти, как делал это в бою Бьертхельм. И отрубил кисть, вместе со щитом упавшую в воду.