У веннов было так же: в доме обитал домовой, в овине — овинник, в лесу — леший, и водяной, конечно, жил в омуте. Те же существа, только звавшиеся по-иному, были и у вельхов, но вот те, кого звали духами, в веннских лесах не больно охочи были показываться живым людям, да и те их побаивались, хотя и уважали, особенно предков. А уж заговаривать с духами без опаски мог только кудесник, и то не всегда. Человек страшился впустить в себя мир духов и пуститься в страну духов тоже опасался: слишком уж велик был риск утратить самого себя и остаться с чужой душой, а свою упустить неприкаянной. А человек без души своей, с телом сросшейся, уже и не человек, а оборотень без роду и совести. А оборотень — враг, потому как Правды не ведает и никто ему не указ.
Вельхи своих духов нимало не боятся, потому что тем вовсе не нужно посягать на то, что зовется человеческой душой. У духов своя жизнь, в которой нет места тем сомнениям и тревогам, которые тревожат человека. Они — духи — словно огонь, пылают ясно все свои годы, пока не истончатся так, что станут и вовсе невидимы и неслышимы и растают в конце концов среди холмов и равнин. Они помнят о древности, и то, что занимает ныне людей, мало их трогает. Ни одна людская душа, будь она похищена, не выдержала бы этого горения, и ни один дух не смог бы пробыть долго в теле человека, ибо томился бы по той ярости и свежести, что осталась в его стране. И люди, и духи знают об этом и потому относятся друг к другу с несомненным уважением, что не мешает им иной раз уходить из своего мира в другой. Во-первых, потому что и души, и духи жаждут новизны и чудес, а во-вторых, и это «во-вторых» служит, если подумать, причиной первому, всех — и людей, и духов — ведет за собой тоска по тому неведомому времени и тем незнаемым местам, где все настоящее и совершенное и нет безнадежности в волшебном и странном пении и музыке духов и в светлой, глубокой и неизбывной печали человеческой души.
Зорко удалось то, что получалось не у всякого исконного жителя здешних краев. Он научился не слишком удивляться тому, когда ночью прямо из стены круглого вельхского дома выходило вдруг странное существо, схожее сразу с собакой и лаской, и шло какое-то время рядом, а после сворачивало через межу на жнивье, где и пропадало, никак не давая знать о причине такого поведения. Зорко не боялся, когда по дороге из дальней деревни, когда солнце уже зашло, ему встречался кто-нибудь, о ком доподлинно было известно, что он или она умерли довольно давно, и венн мог даже посудачить с ними о том о сем. Бывало, что и среди белого дня мимо него проносились ужасные неистовые всадники с развевающимися гривами рыжих и черных волос, в бронях и золотых украшениях, сидящие на огромных конях с красными киноварными ушами и пеной на удилах.
Зорко никогда не спрашивал, но теперь точно знал, что и Геллах, и Лейтах, и Кормак, и некоторые иные мастера, жившие близ Нок-Брана, часто наведывались в страну духов и принимали у себя гостей оттуда, но никто этим не хвалился и никак этим не пользовался, кроме как затем, чтобы вещи и творения из слов и звуков выходили краше и ярче прежних. И никто не упрекал никого в колдовстве, потому что дорога печали, которой следовали, каждый по-своему, эти люди, как железная рыба в стеклянном шаре, смотрящая на Гвоздь-звезду, вечно вела сторону, где нет тени и зла.
Мало того, венн догадывался, что, может быть, кому-то выпало на долю испытать в стране духов нечто подобное тому, что испытал он. Живой и невредимый, Зорко чувствовал, что взгляд синих, как лед, очей королевы Фиал разбудил в душе его неясную и беспокойную надежду и ожидание, а меч Брессаха Ог Ферта оставил в его сердце свой осколок, и Зорко мог теперь видеть туманную суть веществ и предметов и читать в чертах земли и путях звезд неясные прежде письмена.
Часто, когда он темным уже вечером, в осенние сумерки, в добрую звездную погоду или в ненастье, сидел при лучине, разбирая повести о сути жизни и поучениях, извлеченных из времени, составленные каким-нибудь многоученым аррантом, дверь наружу сама собой открывалась, и духи входили к нему запросто, рассказывая удивительные истории и басни о прежнем или даже немного о своем бытии в холмах. А то просто усаживались по скамьям и лавкам и вели свои, понятные только им разговоры, и воздух дома полнился тайной и древностью.
Однажды, с неведомой целью, повинуясь чувству ожидания неразгаданного знака или знамения, Зорко бродил по тропкам, что разбредаются в разные стороны, вьются и переплетаются неожиданным образом в лесу на полдень и закат от Нок-Брана. Лес этот издавна слыл волшебным, а помимо этого был известным обиталищем всякой безобидной или не слишком безобидной вельхской нежити. Даже звери и птицы здесь были особенные и, если человек встречался с ними, смотрели так, будто знали некие вещи, о коих растяпе-пришельцу было невдомек. Мало того, и деревья в этом лесу, как говаривали, могли передвигаться и сообщались меж собой как по-людски разумные.