— Ратиться без толку не станем. Людей моих не трогайте, — твердо молвил он. И, глянув зло на Близну, бросил: — Переведи.
Близна кивнул невозмутимо и спокойно, будто нехотя, проговорил что-то, как ворон охрипший прокаркал.
— Не тронем, Бутрим, — по-сольвеннски, почти чисто, ответил некто из стоявших в строю. — Руки и ноги свяжем всего лишь. Ненадолго.
— Ты, Хольгер? — вглядываясь в закрытые масками и выкружками лица сегванов, обратился к ним Бутрим.
— Я, — выступил вперед желтобородый, не уступающий ростом и осанкой Бутриму сегван в личине, отделанной золотом, с топором в левой руке. — Тебя не обижу, и людей твоих не трону. Мечи отдам потом. Веришь мне, Бутрим?
Сольвенн жестко глянул на Хольгера, точно пронзить того хотел взором, но рек отчетливо:
— Не верю, да жить хочу.
— Правильно не веришь, — согласился сегван, положил топор на землю и стянул щит. — Давай руки, — молвил он, снимая с пояса веревку.
Бутрим, подавая пример, шагнул вперед, встал, твердо упершись ногами в землю, и вытянул руки перед собой.
Глава 5
Волк показывает зубы
Прастен, захваченный рубкой, не сразу уловил перемену в ритме боя. А напрасно.
Хальфдир, казалось, все сильнее уставал. Да и немудрено: пятый десяток кунс разменял, уже первым на городскую стену не поднимался, как в прежние времена. Однако ни единой раны сегван покуда не получил, осторожничал. Еще бы! Не было теперь за спиной веннского меча. Но вот, словно учуяв что-то нужное, ровно волк, Хальфдир вдруг будто посвежел: движения кунса снова стали резки, упруги и сегван повел атаку — один против пятерых. Пятерых, вместе с Прастеном Вилковичем, зане большим числом в тесной трапезной вокруг одного собраться не могли.
А Хальфдиру того и надо было: закружил по трапезной, откуда все давно убрались, и охрана с хозяином тоже, ретивых сольвеннов. Выманил на себя боярина, миг улучил, да и выбил у него меч и сейчас же, за рукав шелковый прочный Прастена ухватив, ринул на пол, свой меч к груди старшине галирадскому приставил.
И тут же в дверь ударили снаружи, да так, что неслабый воин, проем карауливший, так и полетел спиной прямо на широкий стол, кольчугой, ровно сбруей, гремя. А следом ввалился в трапезную Хольгер-комес, а за ним еще пятнадцать воинов одоспешенных.
— Твоя взяла, кунс, — прорычал Прастен, мигом все уразумевший. — Бросьте мечи! Вас авось не тронут! — рявкнул он сердито на кметей.
Те остановились, не спеша исполнить приказ: не верили происшедшему.
— Делайте, что ваш Прастен-кунс говорит, — посоветовал всем Хольгер.
Загремело негрозно боевое железо, брошенное к ногам Хольгера.
— Вставай, Прастен Вилкович, — прозвучал в повисшей тишине негромкий усталый голос Хальфдира. — Не я тебя победил: Храмн рассудил так.
Глава 6
Берег для черной волны
Зорко, удалившись в лес шагов на сто, резко свернул вправо. Вовсе без надобности было ему гулять сосняком по косогору. И на месте он сидеть не хотел.
Лес, для сольвенна со временем ставший чуждым, диким, для венна оставался продолжением того мира, что начинался очагом. И никого на земле не укрывал лес так заботливо, как венна. А Зорко, не осознавая того, просто шел нужным ему путем, и ни сольвенн, ни морской сегван тем более не могли приметить его в чаще.
А направился Зорко не к погосту — там покуда делать было нечего, — а к дороге, на Галирад ведшей, да примечал, что же такое вокруг печища за сегодня случилось. А говорили следы, что поутру еще жители со скотиной вместе, а то и с возами, отправлялись куда-то — должно быть, недалече и ненадолго, в Лоб или Коржаву. Значит, не все врала сегванка. Сколько ж монет Хальфдир печищу отсчитал? И зачем? Нешто проще выдумать не мог, как с боярином сладить?
Ближе к проезжей дороге Зорко обнаружил следы сегванской воинской обуви — глубокие следы. Понятно стало, что часть сегванов стала на дороге, дабы не пропускать до поры возможных путников и обозы. Должно быть, Хальфдир недюжинную силу собрал: сотни две, не меньше. Для чего только он рубку в трапезной учинил, коли так могуч был супротив боярина?