Выбрать главу

Зорко мог сейчас попросить оберег, чтобы тот показал ему Плаву или луг в листопадном лесу, где во второй раз повстречался с Фиал, а может, и саму королеву… И, должно быть, волшебный круг услышал бы его желание, но венн всегда помнил, что забыл о тех временах и рукоять меча теперь обнимала его рука. Теперь и до поры или навсегда…

Течение его дум прервал пес. Он вздыбил вдруг шерсть и, глядя в одну точку где-то напротив и левее, глухо-глухо утробно заурчал.

Поглаживая собаку по загривку, Зорко приказал псу молчать и сам принялся вглядываться в противный берег: что же там увидал его странный и верный спутник? Тем же занят был и Мойертах.

Пышные кусты бересклета подбирались к самому потоку, обнимая с обеих сторон серый камень высотой в два локтя и такой же в поперечнике, бок коего обмывала речная вода. Кажется, там и заметил пес то, что его возмутило.

Несколько неспешных мгновений ничего не происходило, после же ветви качнулись, и острые глаза Зорко на миг выхватили из тени зарослей лицо человека, черт которого за дальностью разобрать было невозможно, но то, что это был не венн и не вельх, а степняк, было ясно: лицо человека было смуглым, плоским и скуластым. А кроме этого приметил Зорко черную войлочную шапку-колпак с меховой оторочкой, кою степняк надвинул низко на лоб.

Лишь на миг степняк показался им, и снова ветви и листья скрыли его, но теперь и Зорко, и Мойертах знали, куда им смотреть. Степняк тоже затаился, осматривая, должно быть, реку, а потом с большой ловкостью — кусты почти не шевелились — двинулся назад. И лишь там, где на противоположном берегу заросли бересклета кончались, взбегая на бугор, дозорный Гурцата вновь ненадолго показался венну и вельху. Был он невысок ростом и строен, а облачен оказался в войлочный зипун, широкие штаны и кожаные мягкие сапоги, пригодные более для верховой езды, чем для пешего хода. Показался и скрылся.

Миновала еще половина колокола, прежде чем Зорко и Мойертах услышали вдруг резкий возглас, похожий на приказ, донесшийся с той стороны. Тут же весь лес ожил, будто весна наступила в нем среди зимней спячки и во мгновение — не успеешь моргнуть — растопила снега, пустив по канавкам и желобам говорливую воду.

Застучали копыта, заржали кони, забряцала сбруя и оружие, загомонили люди, затрещали ветви, и вот на тот самый бугор, где давеча скрылся дозорный, выехали разом пятеро конных. Зорко в первый миг они все показались одинаковыми, что близнецы. Всадники остановились ненадолго, глядя вперед, и Зорко показалось, что он чувствует на себе их колючие и голодные волчьи взгляды, а потом один из них крикнул что-то, и все пятеро понеслись прочь и скрылись.

Лес на вражьем берегу саженях в ста выше по течению выходил к реке, оставляя меж ею и собою широкую опушку. Пятеро всадников, промчавшихся как вихрь под деревьями, вскоре появились там.

Первый, сидевший на крупном вороном коне, одетый не в зипун, а в кафтан, в шапке синего цвета, осмотрелся и молвил нечто, кивая. Верно, это был главный, потому как держался он уверенно и даже высокомерно. Место, как видно, ему понравилось. Но почему?

— Не иначе как переправляться здесь собрались, — шепнул Зорко Мойертаху.

И точно, не успел вельх сказать слова в ответ, как из леса один за другим стали появляться конные, и скоро стало их так много, что Зорко не успевал считать всех и мог лишь прикинуть, сколько ж их собралось. А были то, должно быть, отнюдь не все. Степняки судачили о чем-то меж собой, крутились по поляне на лошадях, поглядывая на другой берег. Одни уезжали обратно в лес, другие появлялись. Зипуны да кафтаны, ни плаща, ни брони, ни кожи — ничего этого не приметил здесь венн. И как такое воинство смогло покорить укрытых железом манов? Но вот смогло, и Зорко вспомнил, как рухнул на черную землю боярин Прастен — не последний в Галираде воин.

Внезапно тот, в синем кафтане и шапке с белой оторочкой, выехал к самой воде и, вытянув руку, стал показывать своим собеседникам нечто на стороне Зорко и Мойертаха.

Вельх, ни слова не говоря, быстро перебежал к кустам крушины, росшим на опушке, а потом пополз посмотреть, что ж делается на открытом месте, отделявшем березовый остров от большого леса, тянувшегося откуда-то от верховьев Студенки.