А заканчивается оно:
Или есть какие-то другие причины, но у всех сложилось мнение, что я отношусь к обеим противоборствующим сторонам с одинаковым равнодушием.
Карр. А разве это не так?
Джойс. Если рассматривать этот вопрос с позиций искусства, то как художник я, конечно же, не придаю никакого значения хитросплетениям европейской политики. Но я пришел к вам не как художник, а как Джеймс А. Джойс. Я – ирландец. Вы знаете, чем больше всего хвастает и гордится ирландец? «Я никому не должен».
Карр. Значит, речь идет все-таки о деньгах?
Джойс. Пара фунтов никогда не помешает, конечно, но все-таки я пришел сюда, чтобы отдать мой долг. Не так давно после многих лет нужды и страданий, в течение которых мои труды были обделены вниманием и преследуемы до такой степени, что однажды мои рукописи сжег один набожный дублинский типограф (поскольку ненабожных типографов в Дублине просто не бывает), я получил сто фунтов стерлингов по распоряжению премьер-министра. Карр. Премьер-министра? Джойс. МистераАсквита.
Карр. Вы что, полагаете, я не знаю, как зовут премьер-министра? Смею вам напомнить, что я – представитель правительства Его Величества в Цюрихе! Джойс. Сейчас премьер-министр – мистер Ллойд
Джордж, но в то время это был мистер Асквит. Карр. Ахда!
Джойс. В настоящий момент я не располагаю ста фунтами, да, собственно говоря, у меня и не было ни малейшего намерения возвращать эти деньги. Если вы помните, я упомянул «Английскую труппу». Благодаря войне Цюрих превратился в крупнейший театральный центр Европы. В случае Цюриха справедливо утверждение о том, что культура – это продолжение войны другими средствами. Итальянская опера противостоит французской живописи, немецкая музыка – русскому балету. Ну а Англия на этом фронте никак не представлена! Каждый вечер актеры выходят на подмостки этой столицы альпийского ренессанса и декламируют на всех языках цивилизованного мира, кроме одного: языка Шекспира, языка Шеридана, языка Уайльда! Именно поэтому «Английская труппа» готовит в настоящее время к постановке репертуар, состоящий из шедевров британской драматургии, который продемонстрирует этим швейцарцам, кто является бесспорным мировым лидером в области драматического искусства.
Карр. Боже мой, конечно же Гилберт и Салливан!
Гвендолен. Разумеется, в их число входит и шедевр мистера Джойса, пьеса «Изгнанники», которая пока что, к сожалению…
Джойс. Ну, это к слову…
Карр. «Терпение»!
Джойс. Действительно, пойдем по порядку.
Карр. «Суд присяжных»! «Пираты Пензанса»!
Джойс. Мы собираемся начать с жемчужины английского театра, блистательной комедии «Как важно быть серьезным».
Карр (после некоторой паузы). Не видел такой. Не видел, но наслышан о ней, и мне она не нравится. Эту пьесу написал один ирландский содо… (смотрит в сторону Гвендолен) …гоморрит. Послушайте, Дженис, скажу вам прямо, правительство Его Вели…
Джойс. Мы хотели предложить вам сыграть главную роль.
Карр. Что?
Джойс. Мы были бы весьма признательны. Наша благодарность не знала бы границ.
Карр. С чего вы взяли, что я в состоянии сыграть главную роль в «Как важно быть серьезным»?
Гвендолен. Это я подсказала, Генри. Ты был бесподобен в роли Гонерильи, когда учился в Итоне.
Карр. Да. Я помню, но…
Джойс. У нас нет хорошего актера на главную роль. Дело в том, что в пьесе это образованный и остроумный английский джентльмен…
Карр. Эрнест?
Джойс. Нет, не Эрнест – тот, другой.
Карр (борясь с искушением). Нет, нет, я никоим образом…
Джойс. Аристократичный, романтичный, афористичный… молодой щеголь, одним словом.
Карр. Щеголь?
Джойс. Он сыплет фразами типа: «Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком хорошо воспитан». Это поможет вам составить общее представление о герое.
Карр. Сколько смен костюма?
Джойс. Две.
Карр. Город или деревня?
Джойс. В начале город, затем – деревня.
Карр. В помещении или на открытом воздухе?
Джойс. И то, и другое.
Карр. Лето или зима?
Джойс. Лето, но не слишком жаркое.
Карр. Дождь?
Джойс. Ни облачка на небе.
Карр. А может ли он носить… э-э, соломенную шляпу?
Джойс. Весьма желательно.
Карр. И никаких… пижам?
Джойс. Абсолютно исключено.
Карр. Разве он не в траурном наряде?
Джойс. Это другой в трауре – тот, который Эрнест.
Карр (уже потирая ладони от нетерпения). Расскажите сюжет, опуская детали, за исключением самых существенных!
Джойс. Поднимается занавес. Квартира в Мэйфере. Время чаепития. Входите вы в зеленом бархатном смокинге цвета бутылочного стекла с черным кантом на петлях. Белые носки, идеальный узел на галстуке, штиблеты с резинкой, брюки на ваше усмотрение.
Карр Придется сделать соответствующие распоряжения.
Джойс. Второе действие. Розарий. Послеобеденное время. Отдельные сцены в других местах. Вы входите в веселеньком дачном костюмчике – соломенная шляпа с лентой, фланелевая куртка в веселую полоску, яркие ботинки, брюки на ваше усмотрение.
Карр (внезапно). Фланелевые, кремовые.
Джойс. Третье действие. Гостиная в том же поместье. Вскоре после того.
Карр. Смена костюма?
Джойс. Если поменять строчку-другую в диалоге, то…
Карр. Вы принесли текст пьесы?
Джойс. Он у меня с собой.
Карр. Тогда пройдемте в соседнюю комнату и просмотрим его. (Открывает Джойсу дверь в свою комнату)
Джой с. Что же касается двух фунтов…
Карр (щедрым жестом доставая из кармана бумажник). Мой дорогой Филлис… (Пропускает вперед Джойса, проходит сам и закрывает за собой дверь)
Пауза. Немая сцена.
Гвендолен (рассеянно). Гоморрит, надо же додуматься… Ах ты жалкий педик!
Тцара направляется к Гвендолен с крайне неуверенным видом. В руке он держит шляпу так, словно это кастрюля с кипящей водой. По ходу действия станет ясно, что в шляпе находится сонет Шекспира, разрезанный на отдельные слова.
Тцара. Мисс Карр…
Гвендолен. Мистер Тцара! Вы что, уже уходите? (Имея в виду шляпу?)
Тцара. Не раньше, чем я прочитаю вам мое стихотворение.
Протягивает Гвендолен шляпу; Гвендолен заглядывает внутрь.
Гвендолен. Какая необычная техника стихосложения!
Тцара. Вся поэзия – не больше чем перетасовывание колоды карт с рисунками, а все поэты – обманщики. Это – сонет Шекспира, но он уже больше не принадлежит ему. Он стал источником атомов, из которых я, рука об руку со слепым случаем, создаю свои творения.
Гвендолен. Какой это был сонет?
Тцара. Восемнадцатый.
Гвендолен.
Начиная с этого места на заднем плане начинает звучать романтическая мелодия.
Вы порвали это, потому что вам не нравится, как он пишет? {Берет горсть клочков бумаги, затем разжимает пальцы, и обрезки падают обратно в шляпу Начинает говорить снова, но теперь уже не печально, а гневно)
Это только вихрь бессвязных слов, милорд.
Тцара. Да, мадам.