- Мать небесная! - воскликнул стражник. - Могла бы и предупредить, ведьма старая! Ты же знаешь, как я боюсь всяких заразных болячек!
- Ничего с тобой не случится, - ответила Аделинда.
Её интонации подразумевали приятельские отношения с этим мужчиной, но тон был слишком покровительственным, чтобы предполагать нечто большее. Вспомнив данные ей инструкции, Милена покачнулась, потом принялась дёргать плечами.
- Линда, пожалуйста...- взмолился караульный, - Уведи её куда-нибудь подальше отсюда...
- Чем быстрее ты откроешь калитку, тем быстрее мы уйдём. - насмешливо произнесла Аделинда.
- Хорошо-хорошо.
Зазвенели ключи, раздался скрежет отпираемого замка.
- Линда, пообещай мне, что она ни до чего не будет дотрагиваться, - жалобным голосом попросил стражник. - Мы, хоть и редко там ходим, но всё же...
- А ты пообещай мне, что перестанешь дотрагиваться до девок, которых вахмистр ваш любит приглашать по вечерам в караульное помещение. Твоя жена совсем недавно этим интересовалась.
- Да я ничего... - шумно засопел мужчина, - ничего такого и не было вовсе...
- Там ты скорее какую-нибудь хворь подхватишь, можешь мне поверить. Вот, держи, подарок от меня.
- Что это?
- Средство от заразных болячек. На тлеющие угли положишь, и дымом будешь окуривать коридор после нашего ухода.
- Спасибо! - обрадовался стражник.
- Ступай прямо. - шепнула девушке Аделинда. - Отсчитай восемь шагов. Никуда не сворачивай.
Милена сделала положенное число шагов в тёмный зев коридора и услышала, как за её спиной мужчина тихо спросил:
- Скажи мне, Линда, а если девок этим дымом окуривать, то поможет против заразы?
Ответ ведуньи заглушился натужным кашлем стражника.
- Да, понял я, понял, - сказал он, громко прочищая горло, и закрыл калитку.
- Вот, змей блудливый, - ругнулась в темноте Аделинда, - мог бы и оконце отворить, чтобы нам впотьмах бродить не пришлось.
- Что ты ему дала, тётушка? - полюбопытствовала Милена.
- Комок сосновой смолы, смешанный с травками сушёными. От заразы, конечно, не поможет, но дым получается густой и ароматный. Так, держись за мою руку, сейчас ступеньки лестницы начнутся.
- Я знаю. Она на второй ярус надвратной башни выводит. Оттуда нужно пройти по верху стены до ближайшей малой башни и спуститься по лестнице в город.
- Пойдём. Не будем терять времени.
Шагая вслед за Аделиндой по узким улочкам этой части города, Милена слышала шум голосов, доносящийся с городской площади, и с тоской вспоминала то время, когда ей не приходилось ни от кого скрываться. Она с малолетства присутствовала на всех тожествах, проходивших в Кифернвальде. С балкона баронского дворца было хорошо наблюдать за построением солдат, одетых в парадные мундиры. Большая часть этих воспоминаний была связана с мамой, которая всегда была рядом, а отец находился на площади, где устраивал торжественный смотр войскам.
В памяти дочери он запечатлелся как маленькая фигурка верхом на лошади. По праздникам мама надевала свои лучшие платья, бывшие пределом мечтаний юной Милены. Кружева, рюши и воланы были так восхитительны, что, девочка страстно хотела вырасти и примерить хотя бы одно из маминых платьев. Дочку барона обшивал специально вызванный из Остгренца портной, но ей всё равно казалось, что мамины платья самые лучшие в мире. В тот день, когда хоронили баронессу Эрну, ехидный голосок в глубине сознания Милены произнёс:
"Теперь все эти платья мои".
Ужаснувшись тому, что столь чудовищная мысль возникла в её голове, она громко закричала:
- Нет! Нет! Не хочу!
Распорядитель похорон тогда здорово переполошился, к девушке бросились врачи, наперебой предлагая нюхательную соль. От слов сострадания, с которыми обращались к ней люди, Милене стало ещё хуже. Из всех, присутствовавших на похоронах, лишь, она одна понимала, что недостойна ни утешения, ни жалости. Дурацкая мысль о платьях, в момент прощания с мамой, доставила ей подлинные страдания и заставила воспылать ненавистью к самой себе. С тех пор любые воспоминания о маме были тесно связаны с чувством вины.
"Как странно, - подумала девушка, - я только сейчас это поняла. Целых три длинных сезона мне было мучительной стыдно от одной лишь мысли о смерти мамы. Выходит, я сама заставляла себя страдать по совершенно надуманному поводу?".
"Ещё как заставляла, - моментально откликнулось Сомнение, - а к платьям после похорон так и не притронулась. Наверное, совестно стало".
"Это ты мне и подсунула идиотскую мысль о платьях!".
"Я? - возмутилось Сомнение. - К твоему сведению, меня вообще не существует".
"С кем же я тогда разговариваю?".
"Про шизофрению в информатории читала? Ты под это описание прекрасно подходишь".
"Я не сумасшедшая!".
"Ага. Кто бы говорил. Докажи. Если ты не сумасшедшая, то ты сможешь сделать одну вещь, недоступную обычным психам".
"Какую?".
"Заставь меня замолчать, - злорадно предложило Сомнение, - а я лишний раз напомню, какая ты бессердечная дрянь. Только полностью лишённые морали люди могут думать о платьях на похоронах матери!".
"Замолчать, говоришь? Легко! - приняла вызов Милена. - Мои детские воспоминания давно нуждаются в переосмыслении. Не переставая любить свою маму, я должна признать, что она уделяла мене не так уж много внимания. Я уже не ребёнок, поэтому способна понять, что мама была хорошей женой моему отцу. Но даже на его долю приходилось только часть времени, которое она тратила на свои исследования. Мне же от всего этого доставались, лишь жалкие крохи. Я не собираюсь осуждать её, но должна признать, что созданный моим воображением образ мамы был лучше оригинала. Видимо, в день похорон я была слишком потрясена тем конфликтом, который возник в моей голове. Образ идеальной мамы не мог сосуществовать с "чудовищной" мыслью о платьях. Теперь я понимаю, что глупо винить себя за детское желание, так некстати вырвавшееся из моего подсознания в день похорон. Этого достаточно, чтобы ты заткнулась?".
Девушка немного подождала, но Сомнение, обожавшее откликаться на мысли в вопросительной форме, на этот раз не ответило.
"Вот так-то! Заставить тебя замолчать - пустячное дело. И нечего мне диагнозы ставить. Ши-зо-фре-ни-я! Тоже, мне - психиатр выискалась!".
- Что ты сейчас сказала, милая? Я не расслышала.
Милена вздрогнула и вернулась к действительности.
- Ничего, тётушка Ада. Нам ещё долго идти?
- Нет, мы на месте. Народ, увидев тебя, шарахнулся в стороны, так что отсюда всё будет хорошо видно и слышно. Давай, я тебе поправлю платок.