А между тем возможности Академии наук по отстаиванию своих интересов в результате взятого в 1927 году правительством жесткого курса на советизацию ее учреждений резко снизились. Правда, реорганизацию Академии наук решено было все же начать не с насильственного устранения «реакционных» академиков, а путем постепенного их растворения в массе новых, лояльных по отношению к советской власти ее членов.
Общее число академиков согласно Уставу 1927 г. было определено в 70 человек, из которых вакантными на начало 1928 г. было 26 мест. В результате переговоров с руководством Академии, в первую очередь с С. Ф. Ольденбургом, было принято решение об увеличении числа академических мест до 80. По сути дела, речь шла об очевидной сделке. Правительство увеличивало число академических мест, а Академия в ответ на это должна была обеспечить избрание согласованных кандидатур{93}, в том числе и 7 ученых-коммунистов: Н. И. Бухарина, И. Н. Губкина, Г. М. Кржижановского, Н. М. Лукина, Д. Б. Рязанова, М. Н. Покровского, В. М. Фриче.
8 апреля 1928 г. в «Известиях» появилось постановление Совнаркома СССР о списке кафедр Академии наук по специальностям. 12 апреля, исходя из этого постановления, Академия наук объявила о вакансиях на 41 место. Чтобы добиться соотношения «один кандидат на одно место», были учреждены специальные комиссии, призванные отсеивать лишних. Комиссию по историческим наукам возглавил С. Ф. Платонов, хотя, конечно, его персональной вины в том, что не были допущены на голосование кандидатуры таких крупных ученых, как Д. В. Айналов, Д. М. Багалей, В. Н. Бенешевич, Д. Н. Егоров, А. Е. Пресняков и А. А. Спицын, нет{94}.
В начале 1928 г. Политбюро учредило специальную комиссию по проведению выборов в Академию наук, персональная ответственность за работу которой была возложена на А. Криницкого и Н. Горбунова{95}.
С самого начала предвыборной кампании она стала приобретать политический характер. Наиболее откровенно в этом плане высказалась газета «Известия». Напомнив читателям о «Шахтинском деле», которое «показало, что среди интеллигенции сохранилось еще активное контрреволюционное крыло, ставящее себе задачей реставрацию капитализма в нашей стране», автор заметки совершенно определенно заявил, что «своими выборами новых академиков Академия наук покажет, насколько она общественно выросла за истекшее десятилетие. От того, как выдержит она этот политический экзамен, будет зависеть в будущем ее удельный вес в общей советской системе»{96}.
Что же касается Ленинграда, то здесь вопрос о выборной кампании в Академию наук был рассмотрен на заседании секретариата Ленинградского обкома ВКП(б), утвердившего 17 мая 1928 года специальную «тройку» по руководству всей этой работой в составе члена обкома А. Н. Угарова, кандидата в члены С. И. Пономарева и уполномоченного Наркомпроса по Ленинграду Б. П. Позерна. Одобренная на этом заседании специальная директива «О проведении кампании по выборам в члены АН СССР» ориентировала «тройку» на административные, нажимные методы в борьбе за проведение в Академию «своих» кандидатов. Особое внимание уделялось в нем ленинградской прессе, которой было предложено «все корреспонденции о ходе выборов членов АН помещать в печати только с санкции областной комиссии и не обращаться с запросами о выборах в вузы»{97}.
Кампания по дискредитации беспартийных кандидатов{98} и очевидный политический характер предстоящих выборов встревожили академиков. «Впервые в истории нашей Академии, насколько я знаю, — говорил на Общем собрании в октябре 1929 года академик И. П. Павлов, — правительство перед выборами заявляет о желательности для него определенных кандидатов… Мне представляется, что это подрывает достоинство Академии»{99}. Мнение И. П. Павлова разделяли и другие академики: В. М. Истрин, П. А. Лавров, Н. Ф. Карский, Н. К. Никольский. «Знаю, — отмечал в своих показаниях С. Ф. Платонов, — что многие академики считали выбор академиков-коммунистов несовместимым с достоинством АН, началом ее гибели и т. д. Я в таких разговорах участия не принимал»{100}. Тем временем согласованные кандидатуры благополучно в декабре 1928 года прошли сквозь сито тайного голосования на отделениях, по которым они баллотировались. Дело, в сущности, было сделано. Оставалось пройти кандидатам в академические кресла последнюю, чисто формальную инстанцию — голосование 12 января 1929 года на Общем собрании.
И вот здесь-то у дирижеров тщательно отрепетированной кампании по выборам произошел серьезный сбой: трое из десяти ученых-коммунистов: философ A. М. Деборин, историк Н. М. Лукин и искусствовед В. М. Фриче не набрали необходимого числа голосов и в Академию не прошли{101}.