Наверное, соседи заметили мой гнев и понимали в чём тут дело, но помалкивали. Одна только Лариска так ничего и не заметила. Ей было по барабану, у неё появилась новая любовь.
У Вована получалось всё, за что бы он не брался, и мне казалось, что он человек необычайного везения. Даже когда мы играли с ним в нарды, он всегда выкидывал нужные ему кости. Я был уверен, что он мухлюет, и как-то по-особенному кидает кубики, чтобы они ложились так, как ему надо.
– Научи меня так кидать, – сказал я ему, после очередной проигранной партии.
– Как? Просто кидаешь и всё…
– Да ладно тебе, ты выкидываешь то, что тебе нужно.
– Я просто загадываю, сколько хочу, и они выпадают, – добродушно улыбался Вован.
– Так не бывает. Хорош гнать, давай колись.
– Моя рабочая рука, правая. – Вован похлопал себя по подвешенной на бинте руке. – Я кидаю левой. Думаешь, если бы я мухлевал, смог бы быстро научиться делать это нерабочей рукой?
«Действительно похоже на правду, – подумал я. – Неужели правда так везёт?».
На самом деле, мне очень часто встречались люди, которым определённо везёт в азартные игры, но чтобы везло до такой степени?
Он был словно с другой планеты, у него получалось всё на раз; перед ним открывались все двери. Такое у меня сложилось впечатление о «Жидком терминаторе».
Одно обстоятельство смущало меня, и оно портило всю теорию о существовании таких вот абсолютно счастливых людей.
Почему он здесь? Почему раз за разом он оказывается в ситуациях на грани жизни и смерти? Он словно катается на страшных аттракционах, играет в компьютерную игру, где у него несколько жизней. Словно кто-то, или что-то преподавая ему уроки, говорит: «Вовочка, смотри как всё может произойти. Я хоть и люблю тебя, но вынужден снова наказывать».
Что он делает не так? За что ему раз за разом преподносят эти уроки?
Экзамены
Через три недели, после моего заселения наконец-то настало время наших с Мухтаром операций. Они были назначены с разрывом в один день, и оба мы испытывали торжественное волнительное чувство, ведь мы так долго этого ждали. Мы были словно студенты перед решающим экзаменом, к которому так долго готовились.
Анестезиолог – плотный высокий мужчина солидного вида в белоснежном халате, очках в тонкой позолоченной оправе, надёжно сидящих на мясистом красном носу, из-под которого словно стрелочки расходились ровно подстриженные тонкие усики, посетил нас в один день. Он по очереди расспрашивал нас о перенесённых в детстве заболеваниях и о препаратах, на которые есть аллергия. Весь вид и тон его были настолько доверительными и располагающими, что поначалу мне показалось, что это единственный доктор в этой больнице, которому по-настоящему небезразлична судьба пациентов. Моё мнение слегка изменилось, когда Семён Николаевич (так он просил себя называть) подошёл к сути вопроса. Она сводилась к тому, что оказывается, в больнице совсем нет приличного наркоза. Есть какой-то непонятный и ненадёжный (он называл марку, но я не помню) от которого очень долго отходишь, да и вообще он вызывает сильную аллергию. Существует, конечно, ещё один бесплатный вариант, когда наркоз вводят местно, уколом в спину, но в этом случае ты всё время находишься в сознании, а обезболивается только часть тела, которую будут оперировать. Короче, нормальный наркоз, от которого и отойдёшь быстро и в кому не впадёшь стоит порядка восьмиста тысяч. Эта информация меня несколько шокировала. Было так, словно получаешь внезапный удар в лоб от человека, от которого меньше всего этого ожидаешь. Но делать было нечего, и я согласился. В моей голове ещё очень живо стояла сцена со сверлением ноги на живую. Деньги это большие, но они у нас были, так как я недавно продал машину.
«Славно, – думал я, – часть машины поменяем на наркоз, а другую часть на аппарат Елизарова. Поменяем сто лошадей на одного хромого коня, который не факт, что и пахать то сможет».
Мухтар не продавал в ближайшее время ни машины, ни квартиры и, скорее всего не собирался этого делать, поэтому согласился на бесплатный вариант в виде спинномозговой анестезии. Меня тронула эта самоотверженность казаха. Это была первая операция из множества, которое ему ещё предстояло сделать, и она приходилась на предплечье руки. Может быть, в его ситуации и мне пришлось бы выбирать, на что отложить общий наркоз, а где поскрипеть зубами.