Теперь мне не хотелось назад в кровать. Я хотел ходить, хотел исследовать каждый угол этой палаты, этой больницы, этого нового мира. Жена с матерью говорили, что на первый раз хватит, но меня было уже не остановить. Я второй раз в жизни делал свои первые шаги. Не помню, как это было в первый, но в этот раз я испытывал ощущения сродни свободному полёту. Я не мог удержаться на одном месте и выпорхнул в коридор, полетел по широкому пролёту из одного его конца в другой, делая широкие шаги костылями. Мой полёт продолжался до середины коридора. Оттуда меня уже тащили под руки Лариска и медсестра Лидия. Я не оценил свои силы. Голова внезапно закружилась и я, чтобы не грохнуться на пол, завалился на пост медсестёр, разбив на столе какие-то чашки и опрокинув стакан с градусниками.
Сёстры милосердия втащили моё тело в палату и, громко матерясь, бросили его на койку. Затем они принялись отчитывать моих женщин за то, что отпустили меня такого неокрепшего на волю. Так я снова превращался в человека прямоходящего, вызывая зависть у Мухтара и Коли. Самый большой плюс я видел в том, что теперь сам мог ходить в туалет, избегая унизительной процедуры с уткой.
Расплескалась синева
А койка справа пустовала совсем недолго: ровно одну ночь и один день. Отлично помню, что этот день был второго августа. Уже в ночь со второго на третье в отделение стали массово заезжать пассажиры. Мы слышали это по шуму голосов и пьяным крикам в коридоре.
– Хорошо десантура погуляла, – простонал разбуженный Мухтар.
Я вспомнил, что второго августа у нас День десантника, и всё тут же встало на свои места.
Десантура похоже перевыполнила план, судя по тому, что койки для новых пациентов расставляли даже в коридоре. В палатах не хватало места. Гвардейцы отправили на больничные койки множество гражданского народу, и не меньше своих сослуживцев.
Один десантник оказался в нашей палате. Он завалился в двери в обнимку с сестрой Лидией, на хрупком плече которой висел всей своей двухметровой стокилограммовой тушей.
– Вот сюда, – сказала Лидия с трудом, выскользнув из подмышки верзилы, и освободившись тем самым от непомерной ноши.
Новый пациент с размаху уселся на кровать. Не было никаких сомнений, что перед нами один из нарушителей спокойствия нашего городка. Верзила был в тельняшке, а на правом плече его синело что-то вроде парашюта. Сама правая рука была подвешена на бинте, а кисть её плотно забинтована. В месте, где заканчивалась кисть, бинт был тёмно бурого цвета.
– Здорово, пацаны! – весело пробасил громила, оглядывая палату и всех нас. Ему было уже за тридцать и его коротко стриженные волосы отливали серебром. Лицо его было широким, и черезчур добрым, как у Вини Пуха (он чем-то на него походил). Видимо по старой привычке, громила пытался придать больше брутальности своему виду, поэтому хмурился и смотрел на всех изподлобья. Он был ещё пьян, и его жаждущая праздника душа не хотела мириться с унылым мраком больничной палаты.
– Мужики, есть чё выпить? – прохрипел он.
– Я тебе выпью щас! А ну быстро спать, чтобы я тебя не слышала…– раздался из коридора строгий голос Лидии.
Громила, услышав крик, потупил взор. Теперь в нём угадывался подкаблучник со стажем.
– Чё, совсем нету? – продолжил он уже шёпотом.
Я объяснил ему, что то, что он ищет, есть только у той злой тётки, которая на него только что орала, и если он хочет, ему придётся разговаривать с ней.
Женя (так назвал себя громила) не решился вступить в переговоры с Лидией и на счёт выпивки немного успокоился. Но спать ему не хотелось, и, найдя единственного слушателя в моём лице (остальные все спали) он начал рассказывать, как провёл праздничный день.
Он рассказывал, а я представлял себе ораву пьяных кабанов в тельняшках и голубых беретах. Большинство из них готовилось к единственному празднику ещё накануне. Как же, ведь в один несчастный день нельзя уложить эмоции, накопленные за год. В этот день нужно выплеснуть массу агрессии, показать всем тыловым крысам и служивой черни, кто здесь элита. Единственный день, когда можно забыть, что у тебя есть жена, дети, начальник, дача, кредиты и прочая серая мура̀. Сослуживцы, старые друзья и новые знакомые всех возрастов от двадцати и до пятидесяти огромной дружиной вступают на рыночную площадь. Горе тем торговцам, кто сегодня не остался дома и имел глупость открыть палатку. Горе тем, кто имеет чёрный курчавый волос и большой с горбинкой нос. Горе всем вам, спустившимся с гор за солью и задержавшимся здесь надолго. Сегодня Вам придётся держать ответ и за Афган и за Чечню. По херу, что вы армяне и азербайджанцы в основном. Сегодня это не важно. Вы совершили ошибку в этот день, оказавшись на пути у ватаги гвардейцев.